— Вполне вероятно. И, конечно, у нас есть только его версия описаний племянницы и второй сиделки — а ее он, как говорят шотландцы, невзлюбил с первого взгляда.

Кстати, не следует упускать ее из виду. Она была последней, кто видел больную перед смертью, и именно она сделала тот укол.

— Да-да, но укол морфина к смерти не имеет никакого отношения. В этом смысле все чисто. А вы не думаете, что сиделка могла сказать старушке что-нибудь, что ее взволновало, даже вызвало потрясение? Пациентка, конечно, была малость не в себе, однако не исключено, что она смогла бы понять, если бы ей медсестра сообщила нечто ошеломляющее. Может, что-нибудь про смерть — кажется, это было ее больное место.

— Ах, — воскликнул лорд Питер, — я ждал, пока вы дойдете до этого места! Вы не забыли, что в нашей истории есть еще одна зловещая фигура — семейный нотариус?

— Который пришел поговорить о завещании и был так грубо отправлен восвояси?

— Да. Предположим, он хотел, чтобы больная написала завещание в пользу кого-то другого — кого-то, нам пока не известного. А когда он понял, что так ему ничего не добиться, то отправил новую сиделку в качестве своего представителя.

— Какой-то слишком запутанный заговор, — с сомнением в голосе вымолвил Паркер. — Откуда он мог знать, что невесту доктора уволят? Если, конечно, он не был в сговоре с племянницей и не заставил ее обстряпать перемену медсестер.

— От этой курицы нам яиц не дождаться, Чарльз. Племянница не станет вступать в сговор с нотариусом, чтобы лишить себя же наследства.

— Пожалуй, что нет. И все-таки, мне кажется, есть здравое зерно в предположении, что старушку, умышленно или нет, напугали до смерти.

— Да, но, как бы это ни случилось, с точки зрения закона убийства не было. Тем не менее, я думаю, стоит поближе изучить этот случай. Это напомнило мне…

Он позвонил в колокольчик.

— Бантер, вы не отнесете на почту мое письмо?

— Безусловно, милорд.

Лорд Питер придвинул к себе бювар.

— А что вы собираетесь писать? — спросил Паркер, слегка удивленный, заглядывая ему через плечо.

Лорд Питер написал: «Разве цивилизация не прекрасна?»

Под этим простым сообщением он поставил свою подпись и затолкал его в конверт.

— Если вы хотите оградить себя от дурацких писем, Чарльз, — улыбнулся он, — не ставьте свою монограмму на подкладку шляпы.

— А что вы предполагаете сделать дальше? — спросил Паркер. — Надеюсь, вы не отправите меня в «Мономарк-хаус» с целью узнать имя клиента? Я не могу сделать этого без официального ордера, они и так всегда поднимают страшный скандал.

— Нет, — ответил его друг, — я не предлагаю вам нарушить «тайну исповеди». По крайней мере не сейчас. Что, если вы ненадолго отвлечетесь от поисков вашего загадочного корреспондента, который явно не стремится быть обнаруженным, и поедете со мной? Мы нанесем визит одной моей знакомой. Я… собственно говоря, вы будете первым, кого я с ней познакомлю. Она будет весьма тронута и польщена.

Он засмеялся, словно скрывая неловкость.

— О… — Паркер был явно смущен. Хотя они и были хорошими друзьями, в разговорах Уимзи никогда не касался своих сердечных дел — не то чтобы он что-то скрывал, просто проявлял сдержанность. Такая откровенность, похоже, означала переход на новый уровень доверительности, и Паркер не был уверен, что ему это нравится.

В собственной жизни он руководствовался правилами морали, свойственными среднему классу, которые усвоил рождения, и, хотя теоретически признавал, что мир, в котором вращается лорд Питер, живет по другим стандартам, он никогда не стремился познакомиться с результатом их приложения на практике.

— Скорее в порядке эксперимента, — говорил Уимзи легкомысленным шутливым тоном, — я ее устроил в маленькой квартирке в Пимлико. Вы же можете пойти, да, Чарльз? Мне ужасно хочется вас познакомить.

— Нуда, ясно, — неловко промямлил Паркер, — буду очень рад. Только… как долго… в смысле…

— О, всего несколько месяцев, — сказал Уимзи, шагая впереди него к лифту, — но пока что все складывается к нашему вящему удовлетворению. Конечно, для меня это многое облегчает…

— Само собой, — кивнул Паркер.

— Ну да, и вы все поймете — я хочу сказать, что не буду сейчас вдаваться в детали, сами разберетесь по приезде, — продолжал разглагольствовать Уимзи, с излишним рвением захлопывая двери лифта, — но, как я уже говорил, вы увидите, что передо мной открываются новые возможности. И хотя Екклесиаст утверждал, что нет ничего нового под солнцем, я осмелюсь возразить, что эти вдовушки и дикобразы, как поется в детской песенке, могли бы подпортить его репутацию всезнайки, помяните мое слово.

— Довольно, — прервал его Паркер. «Бедняга, — подумал он про себя, — такие вечно считают, что у них все по-другому».

— Применение, — энергично продолжал Уимзи, — эй! такси!.. Применение — оно нужно каждому… 97А, Сент-Джордж-сквер… и, в конце концов, нельзя винить людей за то, что они всего лишь ищут себе применение. Я хочу сказать: к чему язвительность? Они не должны отказывать себе в этом. Думаю, будет гораздо более великодушно найти им применение, чем высмеивать их в книгах, — особенно с учетом того, что в написании книг нет ничего сложного.

Не важно, пишешь ты поганую историю хорошим языком или хорошую историю — поганым, как это обычно происходит в наши дни. Вы согласны?

Паркер был согласен, и лорд Уимзи погрузился в дебри рассуждений о литературе, в каковых пребывал до тех пор, пока кеб не остановился возле одного из тех высоких нескладных особняков, которые, будучи изначально предназначены для викторианских семей с неутомимой прислугой, впоследствии были расчленены на полдюжины шляпных картонок, сдаваемых внаем под видом квартир.

Питер позвонил в дверной звонок, подписанный «Климпсон», и непринужденно прислонился к перилам крыльца.

— Шесть лестничных пролетов, — объяснил он. — Ей требуется некоторое время, чтобы спуститься и открыть дверь, потому что лифта в доме нет. А на жилье подороже она не соглашается. Говорит, это будет неподобающе.

Паркер испытал облегчение, смешанное с удивлением, узнав о скромности запросов незнакомой леди, и, опершись ногой на скобу для чистки подошв, приготовился терпеливо ждать. Однако не прошло и нескольких минут, как дверь распахнула изящная дама средних лет с заостренными чертами землистого лица и весьма резкой жестикуляцией. На ней были твидовый темный жакет и юбка, блузка с высоким воротом, на грудь спускалась длинная цепочка с мелкими подвесками. Стального цвета волосы она уложила в сетку, каковые находились на пике моды в конце правления последнего короля Эдуарда.

— Ах, лорд Уимзи! Как отрадно видеть вас здесь! Довольно ранний визит, но я уверена, вы простите мне небольшой беспорядок в гостиной. Входите же. Списки абсолютно готовы. Я закончила их прошлым вечером. На самом деле я как раз надевала шляпку, собираясь отнести их вам. Надеюсь, вы не сочли бы, что я выбрала неподходящее время, но некоторые пункты показались мне просто поразительными. Как любезно с вашей стороны, что вы сами решили зайти.