прямой. Дополнительно все следим за ландшафтом, каждый выбирает себе одну вершину по нашему пути следования и следит за тем, чтобы она приближалась и не сходила с курса.

Ещё раз перепроверил наш путь по карте, сверил направление, поставил отметку на корпусе компаса.

И вот мы одели рюкзаки и отправились. Я оглянулся напоследок. Две палатки стояли на поляне. Лена не стала собирать свою, которая была у них с Аней на двоих, если придется ночевать в горах ещё раз, не придется пользоваться палаткой. А если и придется, то она воспользуется одной из наших. Для нее это сейчас просто лишний груз. Рядом с палатками ещё дымится кострище. Поодаль два тела. Мы ничего не можем для них сделать и лучше оставить все как есть. Если мы выберемся отсюда, за ними приедут. Измерят каждый сантиметр, осмотрят все следы, установят причину и время смерти, проверят нашу непричастность.

Проклятое место, хоть бы больше никогда его не видеть.

До полудня все было как в тумане. Я еле волочил ноги, такой усталости до потемнения в глазах я не испытывал никогда в жизни. Ноги снова напомнили о себе, сбитые места разболелись, отдаваясь скрипом в зубах при каждом шаге. Но нужно было идти и я шел. Шел и вспоминал Аню. Как она лечила мои ноги, обрабатывала мазью и заклеивала пластырем с простой женской заботой. Как все это могло случится? Сознание всё ещё проваливалось куда-то в пустоту и казалось что все происходящее это горячечный кошмарный бред. Ошибка. Что настанет момент и все закончится, оказавшись не по настоящему, просто какой-то чудовищной ошибкой. Но нет, это никакая не ошибка. В лагере остались лежать двое наших друзей. А мы сами пытаемся спастись бегством от неминуемой страшной смерти. Нужно продолжать идти чего бы мне это не стоило. Между тем дела у нас шли прекрасно, мы двигались и судя по всему двигались точно к цели. Согласно карте мы быстро перемещались на Северо-запад, выбранные вершины исправно приближались и, что самое важное, это были новые места. Мы точно тут не шли вчера. По мере того, как солнце поднималось все выше, ночной кошмар начинал представляться совершенно по другому. Уже сейчас я был почти уверен в том, что Серёга вчера запутался с компасом, мы заблудились и пришли обратно. Да и тварь эта вполне материальна. Медведь болеющий бешенством, скорее всего. А то, что я видел в свете костра… Мало ли чего ни нарисует воспалённое воображение посреди ночи ужаса, когда погибают друзья. Да и ты сам на волосок от гибели. Ещё и спал всего несколько часов.

Когда перевалило за полдень, мы набрели на загон для баранов, построенный из веток и небольшой деревянный домик, стоящий рядом. У домика стоял старенький, местами ржавый УАЗик. Серёга очень оживился и поспешил к домику. Земля внутри загона была свежая, черная, истоптанная, ни одной травинки.

— Здесь ночует отара, — весело сказал он нам через плечо не сбавляя шага. — И сегодня ночевала!

Мы с тоже из последних сил прибавили шагу и поспешили за ним, подойдя к дому все вместе. Серёга стучал в дверь, а Лена держась за очищенное от коры, ещё совсем свежее и даже не просохшее бревно, служившее опорным столбом для маленького навеса, примыкающего к дому, вдруг разрыдалась. Ее плечи тряслись, она спрятала лицо в ладони, уткнувшись лбом в этот столб. Серёга оглянулся, сочувственно посмотрев на нее и снова постучал в дверь. Я тоже решил ее сейчас не трогать, дать спокойно выплакаться, пусть со слезами уйдет хоть немного пережитого ужаса и стресса. А пока осмотрелся по сторонам, машина стояла здесь не долго, на поросшей редкой, чахлой травой площадке ещё отчётливо различались следы колес. Загон был закрыт накинутой на створки ворот петлей из толстой ржавой железной проволоки. Кольца из такой же проволоки заменяли воротам и петли. Клоки бараньей шерсти прицепились к сучкам и трещинам в древесине.

Никто не отзывался и на второй стук и Серёга нажал на ручку двери. Она отворилась и он заглянул внутрь.

— Никого, но тут конечно живут. — отойдя от двери с удовлетворённым видом, сказал он нам. — Жилая кошара. Где то рядом хорошие пастбища, баранов отгоняют туда на день, а на ночь пригоняют сюда. Значит до темноты пастухи сюда вернутся.

Лена уже перестал рыдать и только тихонько всхлипывала, все также закрыв лицо руками и опустившись на землю, спиной прислонясь к столбу. Глядя на нее, на меня вдруг обрушилась вся усталость этих дней и бессонных ночей, нестерпимо захотелось зайти в дом и лечь на кровать.

— Вечером пастухи пригонят баранов, найдут здесь нас и мы спасены. Договоримся отвезти нас в село. Если даже в ночь не отвезут, то переночуем здесь с ними. Раз здесь держат баранов, значит здесь безопасно. Они же тут каждый день ночуют. И у любого пастуха всегда с собой ружье.

Он подошёл и сел рядом с Леной.

— Все позади, — сказал он ей. — мы можем отдыхать. Пойдем в дом, ляжешь и поспишь до вечера.

Лена покорно поднялась и пошла следом за ним. Я тоже зашёл в дом. Внутри сильно пахло кислым молоком, в углу стояла ванна. Настоящая, старая чугунная ванна, полная какой-то белой жижи, она, эта жижа и источала это бьющий в нос запах. Ещё сильно пахло бараньей шерстью. От шкур, которыми были густо застелены четыре топчана вдоль стен. Единственное мутное маленькое окошко почти не пропускало свет и в доме царил полумрак. В каменном очаге лежала зола а сверху из дымохода свисала цепь с крюком. Тут же на очаге стоял и закопченный казан с ручкой.

— Вы не волнуйтесь. — Сказал нам Серёга. — Пастухи всегда очень гостеприимны и добры. Они не будут против, что мы зашли в кош и отдыхаем. И помогут всем, чем смогут. Тут так принято. Ни о чем не переживайте, ложитесь и спите.

И подавая пример, он снял рюкзак и растянулся на ближайшем топчане. Лена тоже прошла к стоящему у противоположной стены и неуверенно села. Мне вдруг стало не по себе и я попытался отогнать непонятную тревогу. Прошел к топчану по соседству с тем, который занял Серёга и сел. Попытался расслабиться и уперевшись рюкзаком, который я не снял со спины о стену, закрыл глаза. И видимо сразу провалился в сон.

Задыхаясь я открыл глаза, было нестерпимо плохо, руки непроизвольно взмахнули перед лицом, пытаясь отгнать какой-то кошмар. Что-то очень плохое и страшное. Дышать было очень тяжело, сердце отчаянно стучало. Как-будто