На другой день прибыло посольство, направленное к половецком хану женой Всеволода Анной. Послы рассказали, что к ногам властителя степей были положены золотые и серебряные сосуды, паволоки, узорочье и чернь, ковры и драгоценные шкурки. Было обещано, что к этому богатству тесть, великий князь Киевский, добавит еще больше различного богатства, только половцы не должны трогать границы Руси. Хан осведомился о здоровье своей дочери, великой княгини Руси, и обещал сохранить клятву о вечном мире с северным соседом.

Не успели уехать русские послы, как в стан хана прискакал тмутараканский князь Роман Святославич. Соскочив с загнанного коня, он влетел в шатер и стал выкрикивать в лицо хану:

– Где твое слово, данное мне? Почему ты нарушил свою клятву и не идешь на Русь?

Хан даже не взглянул на невоздержанного князя, только дал незаметный знак своим телохранителям. Сверкнули в полутьме шатра кривые половецкие сабли и Роман, обливаясь кровью, упал на ковер. Уже через месяц в Тмутаракань прибыл Ратибор, наместник великого князя Всеволода. Тмутаракань стала частью Всеволодова удела.

Что касается Олега, то после гибели Романа хазары захватили его неподалеку от Тмутаракани и отправили в Византию, где он сгинул в неизвестности. Ходили слухи, что беспокойный князь был продан в рабство.

В июне 1083 года великий князь Всеволод и его сын Владимир Мономах сидели за небольшим столиком в одной из горниц дворца. Из окна открывался прекрасный вид на Днепр и Заднепровье с его привольными степями и небольшими перелесками, слабый ветерок доносил пряный запах трав и горьковатый запах дыма – кто-то жег костер недалеко от пристани.

– Ну что я тебе говорил? – весело спрашивал Всеволод сына, молодцевато поглядывая на него синими прищуренными глазами. – Как стали мы хозяевами половины земли Русской, так и тишина настала, никто не смеет голоса поднять против меня, не то что ратью пойти.

Действительно, эти четыре года прошли на удивление спокойно. Только торки попытались было совершить нападение на Киев, но Мономах одним ударом разгромил их немногочисленные и разрозненные силы, и теперь они, усмиренные и покорные, верно несли службу, охраняя рубежи Руси.

– Мало того, что мы установили спокойствие и порядок в государстве, нам удалось еще прирастить к нему огромные территории в междуречье Волги и Оки. Приструнил-таки ты наконец полудиких вятичей!

Да, трудно пришлось Мономаху с непокорным славянским племенем вятичей. Против них ходил еще его прадед Святослав, привел к покорности Киеву. Но едва начиналась смута в государстве, как вновь поднимались эти гордые и непокорные лесные люди. На сей раз во главе их стали умные и умелые полководцы, Ходота с сыном. Стояли они за древние дедовские обычаи, не признавали христианства, а молились языческим богам.

Дождался Мономах, когда в необъятном крае установится морозная зима, и двинулся всем войском. Устраивали вятичи в глухих чащах засады, мастерили в непроходимых дебрях хитрые ловушки, заманивали в заранее приготовленные засады, истощали дружинников Мономаха внезапными нападениями, короткими стычками, но избегали решительного сражения и скрывались в необъятных лесных просторах. Думал одним ударом сокрушить противника Мономах, а получилось так, как он вроде нанес удар могучим кулаком в пустоту.

Пережил неудачу, переборол самолюбие, признал поражение. Переставил силы, разместив их по окраинам вятических владений, и начал наступление со всех сторон. И снова ускользнули отряды Ходоты и его сына из-под удара, растворились в лесных массивах.

Понял Мономах, что не взять ему прямым боем хитрого и изворотливого врага. Тогда, на другой год, заслал он в вятический край своих разведчиков, большими подарками подкупил кое-кого из старейшин, занял отрядами основные продовольственные базы Ходоты и, наконец, настиг его самого и ближайших приспешников и вырубил в короткой ожесточенной схватке...

– Даже половцы присмирели, бояться сунуться в наши пределы, – продолжал Всеволод.

Мирную беседу отца и сына прервал приход боярина Добрыни. Тяжело ступая по чисто выскобленным половицам, устеленным половиками, так, что половицы слегка поскрипывали, он попросил разрешения приблизиться и стал докладывать срочную весть:

– Примчал гонец из Тмутаракани, великий князь, с неожиданной вестью: объявился Олег Святославич из Византии...

– Как же он сумел вырваться? Ведь хазары продали его в рабство! – удивленно воскликнул Всеволод.

– Ничего не известно. Только вернулся он не один, а с красавицей женой, знатной гречанкой Феофанией Музалон. Едва ступил в город, как его сторонники разоружили воинов князей Давыда и Володаря, бросили их в темницу. Потом по приказу Олега были схвачены хазары, в свое время продавшие его в рабство, и казнены на центральной площади...

Мономах тотчас вскочил с кресла в сильном возбуждении:

– Отец, дай мне дружину, и я смету Олега в море! Иначе он завтра приведет на Русь новые полчища половцев!

Мономах знал отца как решительного, беспощадного правителя, умевшего собраться в кулак и нанести смертельный удар по врагу. Но годы скитаний и тяжкие заботы великокняжеского правленая сделали свое дело. Теперь перед ним сидел кроткий, сухонький старичок с потухшим взглядом и тонкими бессильными руками.

– Бог ним, с Олегом, – слабым голосом проговорил он, избегая встречаться взглядом с сыном. – Пусть сидит себе в Тмутаракани. Подерется с Давыдом и Володарем, ослабят друг друга. Только выгода нам с тобой будет: не посмеет Олег с малыми силами снова сунуться на Чернигов. Он не глупый и понимает, что без половцев ему нас не одолеть. А с половцами у нас союз давний и прочный. Надо будет распорядиться, чтобы послали хану золота и тканей, вина и русского узорочья...

Олег же засел в своей Тмутаракани, зорко наблюдая за тем, что творится на Руси, готовый вновь кинуться в междоусобицу. Постоянно чувствовал на себе его пристальный, прилипчивый взгляд Владимир Мономах, будто глядел на него Олег из какой-то щелки в заборе...

А жизнь на Руси запутывалась все больше и больше. То там, то здесь вспыхивали межкняжеские распри, родственные неурядицы, грозившие вовлечь страну в кровавую усобицу. Видя раздор на Руси, лезли жадные до грабежа степняки, воинственные венгры, высокомерные поляки. Старый Всеволод уже не мог возглавлять войска и вместо себя посылал своего сына. Владимир Мономах почти не слезал с коня. Зимой половцы напали на Стародуб. Вели их ханы Асадук и Саука. Они намеревались, используя хорошую дорогу по замерзшей Десне, разорить богатейшие черниговские земли. Действовали кочевники коварно и хитро, заметая следы. Но изворотливее их оказался Мономах. Стремительным переходом своей дружины он пересек их путь и в густых прибрежных кустах устроил засаду. Русы ударили по врагу со всех сторон и на ровном льду вырубили большую часть разбойников, остальные попали в плен. Было освобождено много невольников, возвращены награбленные богатства.

А через полгода восстали торки. Долгие годы жили они в мире и согласии с Киевом, стерегли русские границы. Но вот послали в Переяславль Ростислава, брата Мономаха, человека недалекого и жадного. Тот перестал платить уложенную дань за охрану границы, с вождями племен обращался грубо и надменно. Тогда торки двинулись на Киев. Всеволод призвал на помощь сына.