Юный Николас ревновал сестру. Его уязвляло, что Элоиза уделяет столько внимания красивому гостю из Сомерсета. Ему следовало предвидеть несчастье и столкнуть Демареста с утеса, прежде чем тот разрушил жизнь Элоизы: ведь все дети в семье безрассудного гуляки Чаллонера довольно рано получали представление о том, какого рода отношения завязываются между мужчинами и женщинами, — но Николас не подозревал о надвигающейся драме.

Когда он обо всем узнал, было уже поздно. Демарест укатил обратно в Лондон, оставив Элоизу беременной. Внебрачную дочь маркиза он, должно быть, счел своей законной добычей, рассудив, что ее честь не дороже доброго имени какой-нибудь горничной. Маркиз впал в ярость, но его решительности хватило лишь на то, чтобы избить дочь и засадить под замок. Вероломный любовник так и не услышал требований разгневанного отца. Демарест продолжал вести беспечную разгульную жизнь, готовясь вступить в брак с богатой невестой, будто Элоиза вовсе не существовала.

Пальцы Рейнло сжались в кулак, сминая бумагу. Сестра была девушкой гордой и страстной и упрямо не желала верить, что возлюбленный ее отверг. Вырвавшись из комнаты, где ее держали взаперти, она упросила Николаса отвезти ее к Демаресту. Горькие воспоминания об этом путешествии даже теперь, двадцать лет спустя, причиняли Рейнло боль.

Бушевала гроза, они мчались ночью во тьме на похищенной у отца двуколке и с рассветом подъехали к лондонскому дому Демареста. Элоиза нетерпеливо спрыгнула с подножки экипажа, сжимая в руках крохотный ридикюль, и бросилась к роскошному особняку. Николас остался ждать в двуколке. Старший лакей не впустил Элоизу в дом. Велев ей подождать, он пошел доложить хозяину. Вернувшись, слуга заявил, что мистер Демарест не принимает.

Элоиза настойчиво возразила, что возлюбленный ее примет. Лакей снова скрылся в глубине дома.

Элоиза долго стояла под дождем, ее новое нарядное платье промокло и обвисло. Даже издалека Николас видел, как она дрожит от холода, дожидаясь слугу.

Лакей передал ей записку и захлопнул дверь.

Рейнло так и не узнал, что было в той записке, но сестра его вернулась в экипаж бледная как мел. Она ничего не объяснила, лишь попросила отвезти ее назад, в Гемпшир. Она выглядела опустошенной, уничтоженной, словно ей не хотелось больше жить. Вся ее искрометная живость, все очарование, что привлекло негодяя Демареста, исчезло. Элоизе едва исполнилось восемнадцать, но она казалась древней старухой.

Именно тогда Рейнло поклялся свести счеты с Демарестом: раздавить мерзавца, уничтожить его так же, как этот подлец уничтожил Элоизу.

Однако давая себе грозную клятву, Николас еще не знал, какими гибельными последствиями обернется безрассудство его любимой сестры.

Рейнло закрыл глаза, пытаясь прогнать мучительные воспоминания. Гнев, боль, горечь предательства клокотали в нем, душили. Он прерывисто вздохнул и с силой сжал ладонями виски, взывая к Богу, в которого не верил… О чем он мог молить Господа? О том, чтобы ему было позволено изменить прошлое? Спасти Элоизу? Но это невозможно. Он не настолько глуп, чтобы верить в чудо.

И все же ему представился, наконец, счастливый случай отомстить за поруганную честь сестры. Он использует то же оружие, каким воспользовался Демарест, погубив ту, чьей единственной виной была открытая душа.

За минувшие двадцать лет Рейнло лишь изредка встречал негодяя. Несмотря на сомнительную репутацию маркиза, высокое положение и титул открывали перед ним все двери. Демарест тоже считался человеком малопочтенным, вдобавок от его состояния, нажитого торговлей, исходил дурной душок, хотя отец Кассандры и состоял в отдаленном родстве с могущественным семейством Хиллиард.

Рейнло долгие годы дожидался, кода мерзавец допустит роковую ошибку и погубит себя, но злодей оставался на плаву, предаваясь пьянству и разврату.

И вот единственный ребенок Демареста, юная девушка, такая же невинная, прелестная, уязвимая, какой была когда-то Элоиза, впервые предстала перед лондонским светом.

Словно сам дьявол принес Рейнло на серебряном блюде возможность отомстить. Маркиз заставит Касси страдать, как страдала его сестра.

Возможно, тогда Николаса перестанет преследовать мучительное чувство, будто он предал единственное живое существо, любившее его.

Избегать лорда Рейнло всю следующую неделю оказалось куда труднее, чем представлялось Антонии.

Поговаривали, что маркиз страшится как чумы почтенных собраний, и все же он неизменно появлялся на каждом балу, музыкальном вечере и светском рауте, где бывала Касси. Он приглашал Кассандру на танец, приветствуя Антонию кивком, но, слава Богу, не вступая в разговоры. После враждебной пикировки с маркизом в вечер их знакомства Антония держалась настороже, однако открытое пренебрежение Рейнло задевало ее. Компаньонку одолевало желание задать самонадеянному спесивцу хорошую взбучку, которую тот заслужил.

Всякий раз, возвращаясь домой под утро, Антония бранила Касси за то, что та поощряет ухаживания маркиза. Однако мисс Демарест мгновенно ощетинивалась, замыкалась в своем упрямстве, не желая принимать советы старшей, умудренной опытом подруги. Она резонно замечала, что лорд Рейнло не позволяет себе ничего вызывающего — следуя приличиям, довольствуется двумя танцами и никогда не требует большего.

Каждый вечер, встречая Рейнло, Антония придирчиво выискивала в его внешности что-нибудь отталкивающее, но лишь постоянно находила все больше привлекательных черт. Как твердила Кассандра, к вящей досаде компаньонки, маркиз с его золотистыми волосами и по-цыгански смуглым лицом был исключительно красивым мужчиной.

Антония была неуязвима для мужской красоты (по крайней мере, ей хотелось так думать), но ее не могло оставить равнодушной остроумие лорда Рейнло. Как и его грациозная походка, напоминавшая движения леопарда.

Вечером Кассандра с компаньонкой отправились на музыкальный вечер к Брэдхемам и, разумеется, столкнулись там с маркизом. Он занял место рядом с Касси, когда начался концерт. Антония, вне себя от ярости, села по другую сторону от своей подопечной и принялась бдительно следить, не начнет ли повеса вольничать. Маркиз просидел неподвижно весь концерт, на удивление удачный, но компаньонку это не успокоило. Антония почувствовала приближение приступа мигрени, однако виной тому была не музыка, хотя на подобных светских приемах концерты редко доставляли удовольствие слушателям.

По окончании первой половины концерта гости отправились в зал, где стояли столы с закусками. Прием был не слишком многолюдным, и Кассандра осталась под неослабным присмотром леди Мерриуэдер, дочь которой тоже впервые была представлена свету в этом сезоне. Антония облегченно перевела дыхание и расправила плечи. Наконец-то она могла позволить себе несколько минут отдыха, не опасаясь за Касси.

Она проскользнула на темную террасу — к счастью, пустую. Было еще слишком прохладно для прогулок по саду, гости предпочитали оставаться в доме, но Антония искала одиночества, а холодный ночной воздух приятно освежал ее пылающий лоб.