Ребенок без музыкального слуха

Однажды я читал доклад на музыкальном фестивале в провинции Порденоне. Ожидая своего выступления, я разговорился с одним из организаторов фестиваля и в лучших традициях метода свободных ассоциаций вдруг сообщил ему: «В детстве у меня совсем не было слуха. Вы, представители следующего поколения, заявили, что эта идея ошибочна». Я вдруг осознал, что говорю о ярлыке, который ко мне приклеили учителя, воспитатели в лагере, священники и который не имеет ни отношения к музыке, ни научного обоснования. Лишь несколько лет спустя от этого ярлыка отказались окончательно и было справедливо признано, что все без исключения дети восприимчивы к музыке и способны петь и играть на различных инструментах.

Поэтому я добавил этот ярлык к числу тех, что были в моде во времена моего детства, когда всем диагностировали воспаление миндалин, о чем я рассказывал в книге «Дети не виноваты» (Non è colpa dei bambini)[14]. Следующими по распространенности «диагнозами» многих моих сверстников были плоскостопие и аппендицит. Ярлык «нет слуха» оставил глубокий отпечаток на моей психике. Я всегда считал, что у меня есть врожденный недостаток. Только сейчас, освободившись от этой тяжелой и бессмысленной ноши, я понимаю, как все обстоит на самом деле.

Я мог бы бесконечно рассказывать о собственном детстве. Но моя цель – побудить вас вспомнить травмирующие ситуации из вашего собственного детства, которые оставили раны, сохранившиеся в глубинах вашей памяти. Это необязательно должен быть полноценный травмирующий эпизод, воспоминания о котором вы подавляете, чтобы продолжать жить, но и более безобидные ситуации, как в воспоминаниях Арианны:

Надо мной смеялись

Я была очень послушным и спокойным ребенком; не уверена, что сама ссорилась с кем-то из семьи, зато отчетливо помню, что конфликты с сестрой, которая на пять лет старше меня, всегда заканчивались плохо: мне постоянно доставалось. Несмотря на это, я всякий раз надеялась одержать над ней верх. Мама в наши ссоры не вмешивалась, даже если была дома.

Это и есть трудности, с которыми столкнулась Арианна: пренебрежение матери. Она продолжает:

Случалось, что мама и сестра дразнили меня, потому что я была маленькой и мои слова казались им смешными. Мне было очень обидно. Кроме того, я видела, насколько матери безразлично, что сестра глумится надо мной. Из-за ее равнодушия я чувствовала себя слабой и ранимой, хотела, чтобы она защитила или выслушала меня, чтобы они не смеялись надо мной, хотя я и мала. Я хотела много чего еще, но этого так и не случилось.

Ваш случай совсем не уникален, дорогая Арианна. У скольких таких же маленьких девочек, как вы, была деспотичная старшая сестра-командирша? Это очень распространенное явление, но оно все равно накладывает свой отпечаток. Мозг, со всем его многообразием нейронных связей, решил сохранить ваше воспоминание о матери, которая ни во что не вмешивалась и не сочувствовала, когда сестра насмехалась над вами и дразнила вас. Но зачем мозгу это запоминать? Чтобы создать некий водораздел, благотворный импульс, стимул двигаться вперед.

Что можно сказать ребенку в такой ситуации? «Сходи на детскую площадку. Там есть твои сверстники, и с ними можно поиграть. Твоя сестра не единственный ребенок на свете».

Трудности и испытания следует превращать в вызов и стимул – это работающая стратегия на всю жизнь.

Новое начало: Детские трудности как стимул к лучшей жизни

Бороться за права детей я начал давно. Книга на эту тему, написанная в соавторстве с Марио Лоди, – одно из моих самых счастливых воспоминаний, в том числе потому, что у нас зародилась дружба с этим человеком, представителем итальянской педагогической школы[15]. Мы все должны выступать против ущемления в правах. В то же время я хочу помочь тем, кто, несмотря на тяжелые и даже трагические ситуации, верит, как и я, что можно не просто освободиться от гнета негативного опыта, а использовать этот опыт для создания новых возможностей. Проще говоря, начать все заново.

Из тяжелой ситуации есть два выхода: она может на всю жизнь остаться в памяти как история краха или превратиться в возможность, ресурс, стимул, силу.

Это игра, где шансы на успех велики, но ребенок не может играть в нее один, без поддержки.

Необычный друг

Шансы на успех поистине не имеют границ. Едва ли не больше всех услышанных историй меня поразила история Анны, матери-одиночки, которая воспитывала дочь. На протяжении многих лет я помогал ей как консультант в педагогических вопросах. Иногда я спрашивал ее кое о каких моментах ее личной истории, предлагая мысленно вернуться в детство. По-настоящему трагическое детство, отмеченное чередой тяжелых утрат: сначала мать, потом отец… никого не стало… Она оказалась на попечении бабушки-садистки, которая мучила ее и не давала спокойно жить ни в раннем детстве, ни в подростничестве. Анна постоянно чувствовала себя подавленной, не видя выхода из ситуации. Однажды я спросил ее, были ли тогда рядом доброжелательные люди, на которых можно положиться. Она задумалась на некоторое время, напрягая память, и ответила: «Нет, доктор. Никого не было». Я, не сдаваясь, позволил себе спросить, как в таком случае она справилась с ситуацией, которая должна была стать непосильной для маленькой девочки (все началось, когда ей было пять-шесть лет). Тут ее лицо расплылось в улыбке, и она сказала: «А ведь действительно, со мной рядом кое-кто был». Я просил ее продолжать, заверив, что с удовольствием выслушаю. На вопрос о том, что это был за человек, Анна ответила: «Это был не настоящий человек из плоти и крови, а воображаемый друг. Я назвала его Гектором. Я разговаривала с ним, доверяла ему свои секреты, рассказывала о том, что со мной происходило, как будто он мог мне помочь. Общение с Гектором спасало меня, помогало укрыться от того, что со мной происходило, от тревоги и от того, что все шло наперекосяк».

Итак, даже воображаемый друг может помочь ребенку в преодолении трудностей. Безыскусный рассказ Анны – это одна из самых невероятных историй, которые я слышал в жизни. Тем не менее я считаю его очень реалистичным, ведь он показывает,

насколько поистине огромны ресурсы детей и каждого из нас.

Иногда требуется совсем немного усилий, чтобы пролить свет на свое прошлое и благодаря этому пересмотреть собственное отношение к взрослению и жизненным испытаниям.

Много лет назад одна моя знакомая учительница, ставшая теперь известной писательницей, попросила меня о консультации, чтобы поговорить о крайне болезненных событиях, которые произошли с ней в раннем детстве. В первые месяцы жизни, в один из самых важных моментов, когда потребность в заботе особенно велика, она оказалась в реанимации, подключенная к медицинской аппаратуре. Роберта (буду называть ее так) хотела узнать, какой отпечаток оставили те события. Когда я писал эту книгу, то постоянно вспоминал о нашем разговоре, поэтому я попросил Роберту поделиться ее историей.

Неудачное начало: моей жизни не угрожала опасность

Мне было три месяца, когда мать заметила: если поднять меня из колыбели и подержать вертикально, один глаз начинал отекать, а потом и вовсе закрывался полностью. Первоначальным диагнозом был рак. Так началась длинная череда госпитализаций и выписок согласно регламенту службы здравоохранения; в то время мать и ребенок еще не имели ни малейшего права на содействие тому, чтобы, несмотря на неизбежный трагический исход, у них сформировались прочные взаимоотношения. Сейчас мне трудно даже представить себе эти бесконечные и непредсказуемые расставания для осмотров и взятия анализов, поездки на скорой помощи без матери, которую не пускали в машину, шум аппаратуры, общий наркоз, чужие руки, которые небрежно держали меня на весу, причиняли боль и дискомфорт, и, наконец, запах постоянной опасности, к которому я принюхивалась, как дикий зверек. И хотя первоначальное предположение о раке оказалось ошибочным, оставалась еще ангиома, заболевание, которое имело три перспективы развития: опухоль могла или уменьшиться, или сохранить размер (в этом случае меня должны были прооперировать), или прогрессировать, что приведет к нарушениям зрения и функций нервной системы. Последние месяцы болезни я провела в больнице Турина, за сотни километров от дома, в ожидании. Перед каждым обследованием медсестры успокаивали мою мать, подливая ей в суп какое-то лекарство; больницы были абсолютно не приспособлены