— Дорогая, мне было очень неловко, когда Элейн зашла к нам. Подумать только — она застала вас с Наоми в таком виде. И ведь вы вышли так на люди!

— В каком виде? Как «так»? — хором спросили мы.

Тетушка Мария потупилась.

— В брюках! — прошептала она в смятении и ужасе.

Мы с мамой поглядели сначала на наши джинсы, потом друг на дружку.

— И прическа у Наоми очень неопрятная, — продолжала тетушка Мария. — Должно быть, она забыла сегодня заплести косы. Но ведь вечером вы обе переоденетесь, правда? На случай, если зайдут мои приятельницы.

— А как же я? — сладким голосом поинтересовался Крис. — Мне тоже юбочку надеть?

Тетушка Мария притворилась, будто не слышит его, и он добавил:

— На случай, если зайдут ваши приятельницы?

— Удивительно вкусный горошек, — громко сказала тетушка Мария маме. — Мне казалось, сейчас не сезон. Где вы его нашли?

— Он замороженный, — сказал Крис даже громче, чем она, но она притворилась, будто и этого не слышит.

Разобраться, насколько плохо слышит тетушка Мария, очень трудно. Иногда кажется, будто она глуха как пень, вот сейчас например, а иногда она сидит в гостиной и слышит шепот в кухне через две закрытые двери. Крис говорит, что главное — она всегда слышит именно то, что ее не касается. Это доводит Криса до белого каления. Он все пытался поиграть на гитаре. Когда он играет в комнатке на полпути наверх, закрыв дверь, мы с мамой его почти не слышим, однако стоит ему взяться за гитару, как тетушка Мария вся вскидывается и верещит:

— Что это за шум? В дом ломятся воры!

Крис бесится, и я его прекрасно понимаю: тетушка Мария ведет себя точно так же, когда я надеваю наушники от плеера. Даже если я совсем убавляю звук, чтобы из наушников шел только шорох, тетушка Мария все равно вопит:

— Что это за шум? Прорвало резервуар на чердаке?!

Мама заставила нас с Крисом пообещать, что мы не будем раздражать тетушку Марию.

— Это ее дом, лапоньки, — сказала она, когда мы попытались возразить. — Мы всего-навсего у нее в гостях.

— Ага, и вовсю отдыхаем на галерах! — огрызнулся Крис.

Мама как раз начищала бронзу тетушки Марии, поскольку тетушка Мария сказала, что Лавиния обычно чистит бронзу в этот день и она-конечно-совсем-не-рассчитывает-что-мама-станет-этим-заниматься.

На тех же основаниях мама переоделась в приличное платье и заставила меня надеть юбку. Юбка у меня с собой только одна — плиссированная, — и мама сказала:

— Мидж, я куплю тебе еще. Мы ведь у тетушки Марии в гостях.

— Круто, — сказал Крис. — А что, есть такое правило — гости должны во всем слушаться хозяина дома? В следующий раз, когда ко мне зайдет Энди, я прикажу ему поцеловать Мидж.

За это я стукнула Криса, а тетушка Мария заверещала, что с крыши падает черепица.

— Вот видишь? — сказал Крис. — Это же ее дом. Когда ты меня лупишь, от него отваливаются куски. Ах, злая, вредная Мидж — из-за нее рушится хорошенький тетушкин домик!

Наверное, он хотел меня посмешить, но тетушка Мария уже и меня допекла, и смешно мне не стало. Я на некоторое время перестала разговаривать с Крисом. Из-за этого, а еще из-за одури от скуки я сумела нормально поговорить с Крисом только несколько дней спустя. Ужасно глупо с моей стороны. Я же хотела спросить его про призрака — и не спрашивала.

По вечерам заявляются все приятельницы тетушки Марии. Это те самые, про которых она рассказывает каждое утро. Я думала, они старые карги, а оказалось — обычные женщины, почти все в элегантных нарядах и с элегантными прическами. Некоторые даже, можно сказать, молодые, вроде Элейн. Коринна Уэст и Адель Тейлор, пришедшие первыми, ровесницы Элейн и очень нарядные. Бенита Уоллинс, которая пришла с ними, больше похожа на то, что я ожидала, — у нее тяжелая походка, ноги под чулками забинтованы, и на ней шляпа и блестящая стеганая куртка. Судя по тому, с каким жадным интересом эта Бенита нас разглядывала, она заранее знала, что мы здесь, и не могла дождаться, когда можно будет нас проинспектировать. Все они — миссис Такие-то, и нам положено к ним так обращаться. Крис называет их всех миссис Ктототам и нарочно путает фамилии.

В общем, они заявились, и мама сделала всем по кружке кофе. Тетушка Мария беззаботно рассмеялась.

— У нас сейчас походные условия, Коринна, дорогая. Вот это Бетти, это Крис, и я хочу познакомить вас с моей племянницей, моей милой маленькой Наоми.

Она всегда меня так называет, и от этого мне сразу хочется говорить гадости, как Крис, только я никогда не успеваю придумать, что бы такое сказать, пока все эти тетки не ушли. Я — ничтожество и лицемерная тварь: ведь на самом деле я злюка не лучше Криса. Просто слова не выходят наружу.

Наверное, когда миссис Ктототам ушли от нас, сразу двинулись в соседний дом. Десять минут спустя к нам примаршировала Элейн в черном макинтоше, вооруженная своей улыбкой в две складки и стальным смешком. Когда Элейн смеется, это похоже на бой самых больших часов тетушки Марии — сначала низкий рык, а потом звяканье. Видимо, это она так проявляет общительность и дипломатичность. Элейн отбросила волосы назад и приперла маму к стене.

— На вас очень обидятся, — сказала она, — если вы станете подавать чай и кофе в кружках.

— О! Как же мне в таком случае поступать? — спросила мама, бросая все силы на противостояние Элейн.

— Советую найти серебряный чайник и лучший фарфоровый сервиз, — ответила Элейн. — И подать торт, если он у вас есть. Вы же знаете, какая она деликатная. Она будет сидеть и сгорать со стыда, но сама ни слова вам не скажет. — Элейн снова выстрелила в маму улыбкой в две складки. — Это намек. Провожать меня не надо, — добавила она и ушла.

— Она что, носит только этот черный макинтош? — спросил Крис громко, когда задняя дверь со щелчком закрылась. — Кажется, отращивает его, будто змея кожу.

Мы надеялись, что Элейн это слышала. Но все равно она победила — как всегда. Когда вскоре после этого заявились Эстер Бейли и еще три миссис Ктототам, мама достала лучший сервиз. Тетушка Мария не позволила мне помогать — она хотела представить всем свою «милую маленькую Наоми», — а когда помочь вызвался Крис, тетушка Мария сказала, что это женская работа.

— Я не доверяю ему свой лучший фарфор, — добавила она громким шепотом, обращаясь к Филлис Форбс и прочим миссис Ктототам.

Мама носилась туда-сюда как одержимая, а Крис молча бесился. Мне пришлось сидеть и слушать Эстер Бейли, которая на самом деле была вполне ничего и даже милая. Мы говорили о картинах и живописи и о том, какая ужасная, безнадежная задача — писать воду.

— Особенно море, — сказала Эстер Бейли. — То место, где прибой накатывается на песок и волна вся прозрачная и с кружевными краями.

Я хотела согласиться, но тут все перекрыл голос тетушки Марии. С чего Элейн взяла, будто тетушка Мария скорее сгорит со стыда, чем что-то скажет?!