litbaza книги онлайнДетективыСмерть эксперта-свидетеля - Филлис Дороти Джеймс

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 90
Перейти на страницу:

Дойл тихонько покачивался с носка на пятку и улыбался, подняв лицо к разгорающейся заре, радостно принюхиваясь к утренним запахам, словно охотничий пес в азарте гона. Как странно, думал Хоуарт, он вовсе и не слышит холодной угрозы в тоне Лорримера.

– Лаборатория Хоггата время от времени действительно проводит исследования для защиты, если нас об этом просят и если вещественные доказательства правильно упакованы и должным образом переданы в Лабораторию. Такова принятая в Отделе практика. Но мы не являемся полицейской лабораторией, хотя вы и можете приходить туда и уходить, когда нам заблагорассудится, как на свою собственную кухню. И в этой моей Лаборатории я решаю, что имеет приоритет, а что нет. Вы получите заключение не раньше, чем оно будет готово. И между прочим, если у вас имеются вопросы, извольте обращаться ко мне, а не к моим подчиненным. И пока вас не пригласили, держитесь от моей Лаборатории подальше.

Не дожидаясь ответа, Лорример пошел к своей машине. Дойл смотрел ему вслед, сердитый и растерянный.

– Черт возьми! Его Лаборатория! Какая муха его укусила? Он в последние дни дергается, как сука во время течки. Того и гляди к психоаналитику угодит или загремит прямо в психушку, если в руки себя не возьмет.

– Он тем не менее прав, – холодно ответил Хоуарт. – Любые запросы, относящиеся к работе его Отдела, должны направляться к нему, а не к его сотрудникам. А когда кто-то захочет войти в Лабораторию, принято просить разрешения.

Дойл почувствовал себя уязвленным и нахмурился. Лицо его застыло, стало жестким. Хоуарт испытал замешательство, разглядев едва сдерживаемую агрессивность под маской привычного добродушия.

– Старый доктор Мак всегда приветствовал появление полицеских в своей Лаборатории, – сказал Дойл. – У него было такое странное представление, что Лаборатория и су-ществует-то для того, чтоб полиции помогать. Но если мы у вас нежеланные гости, поговорите с начальством. Не сомневаюсь, оно выдаст необходимые инструкции.

Инспектор повернулся на каблуках и направился к машине дожидаясь, пока Хоуарт ответит. "Черт бы побрал этого Лорримера, – подумал Хоуарт. – Все, к чему он имеет хоть малейшее касательство, идет у меня неперекосяк".

Он прямо-таки физически ощутил прилив столь яростной ненависти, что тошнота подступила к самому горлу. Если бы только Лорример лежал мертвым на дне мелового карьера! Если бы это его труп оказался завтра утром на фаянсовом покрытии лабораторного стола во время аутопсии! Хоуарт понимал, что с ним происходит. Диагноз был настолько же прост, насколько унизителен: тот самовозгорающийся жар в крови, что так долго и обманчиво дремлет, никак не проявляясь, и вдруг вспыхивает обжигающим, мучительным огнем. Ревность. У нее те же, чисто физиологические симптомы, что у страха: та же сухость во рту, то же гулко бухающее сердце, волнение, лишающее покоя и аппетита. И теперь, на этот раз он, знал – его болезнь неизлечима. Не имело значения даже то, что роман давно закончился, что Лорример тоже страдает. Разумные доводы здесь не помогали, и он подозревал, что не помогут ни расстояние, ни время. Покончить с этим могла лишь смерть – Лорримера или его собственная.

Глава 4

В половине седьмого утра в фасадной спальне дома № 2 по улице Акейша Клоус, что в Чевишеме, проснулась Сюзан Брэдли, жена старшего научного сотрудника Отдела биологических исследований. Ее приветствовал чуть слышный, жалобный плач их двухмесячной дочки, требовавшей первого в этот день кормления. Сюзан включила ночник – розовый свет лампы под оборчатым шелковым абажуром, протянула руку за халатиком и, босая и сонная, прошла в ванную – дверь туда открывалась прямо из спальни, а потом – в детскую. Это была маленькая, чуть больше телефонной будки, комната в задней части дома, но когда Сюзан зажгла низковольтный – специально для детской – светильник, она снова, в который уже раз, ощутила прилив материнской собственнической гордости. Даже в утренней тяжкой полудреме одного взгляда на детскую было достаточно, чтобы придать Сью бодрости и улучшить настроение. Здесь было все, что нужно: кресло для кормления младенца, на спинке кресла – орнамент из танцующих зайчиков; такой же орнаменту стола для пеленания, и поле – ящики для детских вещичек; плетеная кроватка, которую она обшила изнутри ситчиком в белых, розовых и голубых цветочках, под стать оконным занавескам; яркий бордюр из фигурок героев детских сказок и стихов, которым Клиффорд украсил стены.

При звуке ее шагов плач усилился. Она подняла из кроватки теплый, пахнущий молоком кокон и заворковала успокаивающе. Плач немедленно прекратился, и влажный ротик Дебби, раскрываясь и закрываясь, словно у рыбки, отыскал сосок; крохотные сморщенные кулачки высвободились из одеяла, раскрылись, пальчики ухватились за смятую ночную сорочку матери. В книжках пишут, что сначала надо ребенка перепеленать, ноу Сюзан не хватало духа заставлять Дебби ждать. К тому же была и другая причина: стены новых домов такие тонкие, она не хотела, чтобы плач разбудил Клиффа.

Неожиданно Клифф появился в дверях детской. Он слегка покачивался, расстегнутая пижама на груди раскрыта. Сердце у Сюзан упало. Она постаралась, чтобы ее голос звучал бодро, будто ничего не случилось:

– Я так надеялась, что она тебя не разбудила, дорогой. Но ведь уже больше половины седьмого. Она проспала больше семи часов. Явно поправляется.

– Я все равно не спал.

– Отправляйся-ка в постель, Клифф. Можешь еще часок поспать.

– Я не могу спать.

Он оглядел детскую, озадаченно хмурясь, будто его огорчило, что здесь нет еще одного стула. Сюзан сказала:

– Принеси табурет из ванной. И надень халат, ты простудишься.

Клиффорд поставил табурет у стены и скорчился там, сердитый и несчастный. Сюзан подняла голову – она сидели, прижавшись щекой к теплой, пушистой головке дочери. Маленькое курносое существо, пиявкой присосавшееся к ее груди, сжимало и разжимало пальчики в эйфории наслаждения. Сюзанн убеждала себя, что должна сохранять спокойствие, ведь нельзя допустить, чтобы ее нервы и мышцы сейчас снова напряглись от привычной боли и беспокойства. Все говорят, это очень плохо для молока. Что-нибудь не и порядке, дорогой? – спокойно спросила она.

Но она знала, что именно не в порядке. Знала, что он ответит. И почувствовала до сих пор незнакомую и пугающую неприязнь к нему: ведь он не дает ей спокойно покормить Дебби! И пижаму не может застегнуть. Сидит там сгорбившись, полуголый… Распустился. «Что это со мной делается», – подумала она. Она никогда раньше так к нему не относилась. До рождения Дебби.

– Я больше не могу. Не могу сегодня пойти в Лабораторию.

– Ты болен?

Но она знала – он не болен. Пока еще не болен. Только это обязательно случится, если все оставить, как есть, с Эдвином Лорримером. Ее охватил давний страх – предчувствие надвигающейся беды. В книгах пишут о черном бремени беспокойства, и это правда, именно так она и ощущала это бремя – постоянную физическую тяжесть, словно давящую на плечи ноту, гнетущую сердце, лишающую радости, и даже – подумала она горько – губящую счастье, которое дает им Дебби. Может быть, со временем это бремя погубит и их любовь. Сюзан молча прижала к себе другую, теплую и маленькую, ношу, устроила девочку поудобнее у себя на руках.

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 ... 90
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?