— Слава, — позвал.

Но в ответ получил лишь тишину. Сжал челюсти и сел рядом, беря другую руку с браслетом, вытаскивая свой телефон. Наваждение не прошло, но соображать получалось уже лучше. Я даже не стал ничего анализировать: ни ее обморок, ни собственную реакцию. Нахер. Сосредоточился на самых простых действиях.

Прежде, чем вызывать скорую, надо бы проверить показатели, Энджи должна была как-то отреагировать.

Подключился быстро, вывел на экран данные и нахмурился.

Если вкратце, у Вороновой истощение, и Энджи уже вызвала неотложку и предупредила охрану внизу.

Рука сама потянулась к Славе, убрала с лица влажную прядь волос, коснулась высокой скулы.

Фен у нее сломался, джинсы эти…

Гребаная жесть.

Красивая, как чертова картинка. Тонкая, изящная. И эти брови вразлет, губы, глаза цвета шоколада. Меня накрывало от одного взгляда на нее, от одного ее присутствия. Как держался — не понимаю. Она одновременно и бесила и… с ума сводила.

Я не мог нормально соображать рядом с ней, контролировать себя не мог, думать ни о чем, кроме нее, в последние недели тоже не мог. Наваждение, бред.

Я склонился к девчонке, провел рукой вдоль шеи… Словно током шарахнуло.

Знаменский возле нее крутится постоянно, крысеныш облезлый.

Радует только, что Слава ничего не замечает, если бы замечала, я бы его уже придушил, наплевал на все и спустил бы с лестницы.

Проблема в том, что она и меня не замечает.

Застегнутая на все пуговицы, строгая, предельно сконцентрированная. Вот только характер не спрячешь… Я любил видеть злость в ее глазах, потому что в такие моменты…

Воронова заводилась с пол-оборота, вспыхивала спичкой, горела так ярко, что почти обжигала. В такие моменты хотелось разложить ее на любой вертикальной поверхности и трахать, пока голос себе не сорвет. Пока не замурлычет кошкой.

Да ладно, Игорь, себе-то не ври, ты хочешь ее разложить постоянно, стоит только увидеть или почувствовать запах духов — что-то сладкое с ванилью, жаркое. Я думал о том, какой она может быть в постели, какая она, когда кончает.

Жесть.

Поднялся на ноги, отошел к столу, чтобы быть дальше, чтобы начать думать.

Может ли она сливать кому-то наши разработки? Может ли быть замешана во всем этом? Все так очевидно на нее указывает, что… кажется слишком простым. На нее и на еще нескольких человек: двое разрабов и ее зам, конечно.

Я сжал челюсти, выдохнул, отворачиваясь к окну. Делать то, что я собирался, не следовало, но крысятник пора вычищать. Срыв с Иритой, косяки с Энджи, с каждым днем ситуация только ухудшается. Мы теряем время, а значит, деньги.

Дверь открылась, вырывая меня из мыслей, в кабинете показались врачи, а я вернул на лицо обычное свое выражение.

Станиславу привели в чувство и увезли в больницу, она пробовала спорить, выглядела растерянной, сопротивлялась, смотрела на меня так, что ни одной не пошлой мысли в башке не осталось: зло, упрямо, дерзко.

— Воронова, — прорычал я. — Не обсуждается: или с ними поедешь, или я тебя скручу нахрен и сам отвезу!

Она захлопнула рот, уставилась на меня так, будто я ее ударил.

— Я…

— Мы с тобой еще все обсудим. Ирита на холде и это главное, — оборвал я ее. — Доступ тебе пока закроют.

Она только челюсти сжала, а глаза полыхнули почти дьявольским огнем. Злится, понимает, что под подозрением, и бесится.

Очень горячая. Даже сейчас, даже с этими синяками под глазами и нездоровой бледностью на лице. Руки в кулаки сжала, наброситься готова.

Как только за Вороновой и врачами закрылась дверь, дышать сразу стало легче, мозг вернулся из члена в башку, и я смог заняться работой: ушел к разрабам и безопасникам. Зама ее, само собой, отправил домой. Покопался все-таки в ее домашней Энджи, совсем немного, чтобы отслеживать передвижения и подозрительные письма и звонки. А через час залез на сервер в поисках отчетов Вороновой и к, своему удивлению, нашел. Вот только все, что я открывал, почти каждый документ радовал… бредом. С первой и до последней страницы.

Связался со Знаменским и попросил прислать мне вариант последнего отчета Вороновой.

— Что произошло? Почему отозвали Ириту? — спросил мужик, потирая помятую, очевидно, после попойки рожу. Особенно взволнованным не казался.

— Она не готова, — мотнул я головой. — И Воронова утверждает, что говорила тебе об этом, Паш.

— Говорила, — пожал он плечами. — Не поверишь, но почти орала.

— Воронова не орет, — поправил машинально.

— Уверен, еще бы чуть-чуть и заорала, — усмехнулся он. И кулаки тут же зачесались: слишком мерзкая была улыбка, слишком прозрачный намек, слишком похотливый блеск в почти белесых синих глазах.

— Так почему ты дал добро на запуск?

— Там мелочь какая-то, насколько я понял, мы бы стартанули с кампанией, а через две недели все бы доделали, — скривил Знаменский круглую рожу, от чего стал походить на бомжа еще больше.

— Понятно, — сжал я челюсти. — В общем, запуск я отменил, — точнее, Воронова отменила, хотя ни хрена такими полномочиями не обладает, — Станислава на три дня в отпуске.

— Но…

— Все, Паш, мне надо идти, разгребать за тобой, — и я вырубил звонок, открывая файл, который он же и сбросил мне в ящик несколько минут назад. Пробежал взглядом по документу и откинулся на спинку кресла.

Вот это на Воронову похоже больше. Здесь она в каждой строчке буквально, в каждой букве.

И что получается?

Я сохранил файл себе на флэшку, на всякий случай, поднялся на ноги. В движении мне всегда соображалось лучше. И уже через час вместе с безопасниками «пытался залатать дыру», как выразилась Станислава, и копался в мозгах Энджи. От монитора оторвался только в двенадцатом часу и то не по собственной воле.

Энджи сообщила, что Воронова вернулась домой.

И я тут же поставил в ее домашнюю сетку еще одну следилку, надо было подтащить еще и ее телефон.

Когда я закончил разбираться с мобильником и бросил взгляд на экран, Энджи вдруг врубила камеру, заставив меня прирасти к креслу. Воронова вышла из душа… Из душа, мать ее… Что за день сегодня поганый?

Сука.

Я прикрыл глаза, снова открыл, наблюдая за Вороновой. Усмехнулся криво, все ещё не сводя взгляда с монитора.

Слава странно смотрелась в домашней одежде, очень непривычно. Обычная майка и спортивные штаны, какие-то пушистые носки. Выглядела все еще раздраженной и мрачной, но все равно не такой, какой я привык видеть ее в офисе. Была мягче. Такой мягкой я не видел ее никогда. Наверное, поэтому и не мог отвести глаз от экрана, слишком контрастной была картинка.