Вскоре скорость пришлось немного сбросить — начался частный сектор, полный переулков, тупиков и оврагов. Тогда же я заметил в небе над собой крохотную черную точку. Данила поднялся в воздух, наблюдая за моим продвижением.

За рекой, в которую я выбросил польку, потянулись предместья и пустыри. Промелькнул мимо мемориал, установленный в память советских воинов, за которым местность стала повышаться. Еще даже не предгорья, а высокие холмы, густо поросшие лесом. Но лучше чем в чистом поле.

Через полчаса я был уже в горах. Они в Монголии не слишком высокие, если сравнивать с киргизскими, то вообще ерунда какая-то. Но скорость все равно упала до минимума, поскольку бежать, точнее, быстро идти, постоянно приходилось вверх по довольно-таки крутым склонам.

На одной из возвышенностей пришлось остановится. Не от усталости, я бы еще пять раз по столько отмотал, и даже дыхание не сбил бы. Просто надо было оглядеться. Какая реакция на мой побег?

Стоило мне это сделать, как с небес тут же опустился Данила. Со спины зашел, я его заметил только тогда, когда он на землю встал. Веточка под ногой хрустнула. Тут же обернулся, готовый к драке, и облегченно выдохнул, увидев товарища по отряду.

— Спокойно, зеленая морда! — улыбнулся Шторм. Парня отправили за мной без всякой подготовки, и был он не в обычном костюме сверха, а в гражданской одежде — штаны да свитер. — Рассказывай давай, что случилось. Зима там пока с военными разберется. И, прости, но давай под запись. Потом пригодится.

— Не вопрос. — я перекинулся из боевой формы, одновременно с этим вырастив одежду. Последнее для меня стало уже привычкой. — Слушай.

Глядя в камеру «польки» я рассказал все, что со мной случилось. Как зашел в номер, увидел девушку, потерял контроль над телом и уже приготовился прощаться с жизнью. Про телекинез и шипы, свои последующие умозаключения и бегство.

— Согласен на справедливое разбирательство данного обстоятельства. — закончил я. — Но без участия главы военной администрации Ломова, так как считаю его заинтересованным лицом.

— Ага. — хмыкнул Данила., выключая запись. — Отправил Зиме… ух, как грустно с сетью в этой Монголии, особенно за городом. Ладно, доберусь до цивилизаций — махом уйдет. Ты же затаись где-нибудь. А через часок встретимся на той сопке.

Он указал на вершину в паре километров от нас. Я кивнул, и каждый отправился в свою сторону. Он — передавать мои показания командиру отряда, я — ждать решения. Шагал уже не спеша, зная, что Зима заморозит — в переносном смысле — любую деятельность вояк, направленную на мои поиски. И добьется того, чтобы разбирательство было по существу.

Однако, часом позже, Шторм принес совсем неутешительные новости.

— Не сходится что-то, Вить. — с какой-то виноватостью проговорил он. — Тело есть, но она в одном белье, а чемодана с инструментами найти не удалось. Люба в твой номер буквально за минуту попала, сразу выгнала солдат. Допускает, что пыточный набор мог кто-нибудь из доверенных людей Ломова утащить, но вот раздеть секретаршу точно никто не успел бы. Что скажешь?

— Не знаю, Дань. — пожал я плечами. — Сказал то, что видел.

— Да не ершись ты! Мы на твоей стороне. Просто странно это все. Выглядит, уж прости, будто вы миловались, а потом ты ее зачем-то убил. Даже кровать расправленная.

— Инсценировка!

— Да не успел бы никто, серьезно! Люба метнулась к тебе молнией, сразу, как ты позвонил.

— Значит в группе военной полиции у Ломова было доверенное лицо. Или еще что-то. Блин, Данила, я не знаю, как так вышло! Я не спорю, убил девчонку, но это была самооборона. Она реально собиралась мне дырку в черепу сверлом пробурить, а потом на куски порезать!

— Не кипятись. — Шторм поднял руки. — Сказал же — верю тебе, а не им. Но уровень подготовки, знаешь ли, впечатляет. Очень чисто.

— Надо наших вызывать! Комитет Контроля! Пусть разбираются в этом бедламе!

— А вот тут, Витя, у меня для тебя плохая новость. Люба звонила Окелле. При мне разговор был. Знаешь, что он сказал? Не вмешиваться! Помнишь я тебе говорил, что Ломов — ставленник Лазаря? Похоже, наверху какие-то игры странные, что даже Василий самоустранился, и не желает отсвечивать. А он, так-то, до самого Сталина достучаться может.

— Бред какой-то!

— Бред или нет, это мы разберемся. — Данила положил руку мне на плечо. — Ты, главное, не раскисай, и просто поживи дикарем пару дней. Я тебя харчей принес, так что с голоду не помрешь.

— Хех. — хохотнул я невесело. — Я ведь много ем.

— А я много принес. — улыбнулся в ответ парень классической улыбкой гайдайского Шурика. — На крайний случай, зайца какого или оленя добудешь. Считай, отпуск у тебя незапланированный.

— Смешно.

— Ага. Держись. Мы своих не бросаем.

Интер-1

Под раскидистым вековым дубом был накрыт стол. Скатерть, самовар, расписные фарфоровые чашки, разложенные по розеткам различные варенья — в общем, все, как положено. И еще пяток яблок в глубокой вазе, стоящей в самом центре. Хозяин этого места фрукты почти никогда не ел, но всегда требовал, чтобы они имелись на столе. Вне зависимости от того застолье планировалось или дружеское чаепитие. Такой вот пунктик.

Сегодня было мероприятие второго типа. Два старых товарища собрались поговорить о погоде, рыбалке и внуках. По-крайней мере, так выглядело — уселись на плетеных стульях по обе стороны стола, и с удовольствием дули горячий чай. Оба немолодые, но еще и не старые — лет по пятьдесят пять, максимум шестьдесят. Одеты весьма старомодно: свободные рубахи без воротников, но с длинными рукавами, серые брюки и плетеные кожаные сандалии.

Если бы кто-то, кроме бдительной, но невидимой охраны этого чаепития, посмотрел на них, принял бы их за отставных чиновников среднего звена. Которые коротают летний денек, и совершенно точно никуда не спешат. В чем-то попал бы в самую точку — эти двое однозначно никуда не спешили. В остальном же, ошибся — во всем Союзе, пожалуй, не было более влиятельной пары, чем эта парочка.

— Как мальчишка Лазаря? — спросил один из мужчин, обладатель густой шевелюры, кавказского профиля и хитрого взгляда.

Раньше Иосиф Сталин любил носить богатые усы, те самые, известные всей стране, и далеко за ее пределами. Но в последние несколько лет радикально сменил предпочтения, помолодев сразу лет на десять. Сделавшись практически неузнаваемым.

— Делает ровно то, что от него ждали. — ответил его друг и собеседник.

Этот внешностью обладал настолько заурядной, что описывать его не имело никакого смысла. Среднего роста, среднего телосложения, с лицом грустного шпица, на которого надели круглые очки. Ни ауры властности, как у первого, ни харизмы. Единственное, что можно было отметить, так это то, что мужчина безнадежно проигрывал сражение растущей лысине. А еще обладал тонкими пальцы музыканта, находящиеся в постоянном движении.

Вот и сейчас, услышав вопрос, Лаврентий Берия, прежде чем ответить, отбарабанил по столу затейливую дробь.

— Такой глупый? — без удивления спросил кавказец.

— Такой самоуверенный. — отозвался очкарик. — Думал, получил власть — можно есть всласть.

— Жаль. Лазарь связывал с ним такие большие надежды…

— Это далеко не первый раз, когда товарищ Каганович ошибается в людях.

— Да не в нем даже дело. — возразил его собеседник. — В целом — не радует молодая поросль.

— Это да.

Мужчины замолчали. Они знали друг друга так давно, что в принципе не нуждались в словах. И могли бы посмотрев на собеседника, с уверенностью сказать, о чем он думает. Но гадать было не в их привычках. Поэтому они просто задумались о старом соратнике. Верном и надежном, но — заигравшемся. Его ветвь власти в последнее время стала слишком крепкой и высокой. И нарушила шаткое, существующее уже многие десятилетия равновесие.

От того теперь двум этим немолодым людям пришлось отвлечься от других проектов. Чтобы заняться садоводством. Обрезать слишком буйно растущие побеги, дабы они не выпили все силы из ствола и ветви, и не ушли в пустоцвет.

— Он не слишком много дров там наломает? — уточнил первый после долгой паузы.

— Ничего такого, чего нельзя исправить. — тут же отозвался второй. — В конце концов, его за тем туда и послали…

— Лаврентий, у меня есть ощущение, что ты и на этой ситуации еще и руки нагреешь.

— Мы оба, Коба. Мы оба. Грех, знаешь ли, не взять то, что само плывет в руки.

— Если ты про Монголию, то свое мнение я менять не собираюсь. Она нам более выгодна в качестве буфера