— Все в порядке, Амара. Работаю.

— У тебя только две руки.

— И голова.

— Да неужели? — Она горько улыбнулась, обнажив слепой прогал на месте верхних зубов. Он давно уже не казался мне ужасным. — Как-то не заметила!

Едкая.

Я смолчал. Человек с головой на плечах не взял бы пост архканцлера.

Сразу же организовал разбор развалин, при том что сам ковылял как старый, изломанный хворями дед. Во-первых, живых по возможности потребно спасти, или хотя бы попытаться спасти, пусть они мне и враги — однако соображения гуманизма никто не отменял, во-вторых, количество трупов настолько велико, что, если не разобрать завалы вовремя, гниение превратит часть основного корпуса Варлойна в огромный и ядовитый могильник.

Бришер привел три сотни Алых, из дворца по моему приказу согнали пятьсот челядинцев — мужчин от двадцати до пятидесяти. Явились несколько сотен Великих. Работать придется круглосуточно, посменно. Быстро, с помощью брата Литона, сделал перепись, разбил спасателей на четыре отряда, везде бригадирами поставил Алых — каждый отряд работает по шесть часов, затем сон, отдых. Челядь смотрела на меня встревожено, повиновалась беспрекословно — судя по всему, весть о том, что я — наследник имперской короны, уже разбежалась по беспроволочному телеграфу дворца, а будущий монарх — это вам не архканцлер, это нечто незыблемое, исконное, данное Ашаром, с чем нужно считаться по умолчанию.

Разбор завала осложнялся тем, что остаток южной стены высотой в семь метров кренился в сторону ямы и в случае обрушения грозил похоронить в ней спасателей. Вспомнив кое-что из мира Земли, я велел перевить остаток стены длинными цепями. Свободные концы прикрепили к трем десяткам тяжеловозов, и, понукая их, смогли обрушить часть стены наружу.

Бришер работал наравне со всеми, и почти все Великие, отринув дворянскую спесь, сбросив фатовские одежды, спокойно помогали разбирать обломки. Из дворцовых кузниц принесли ломы и большие кувалды, ими расшатывали и дробили куски кладки.

Все это было еще ночью. Битую кирпичную кладку я, разумеется, не таскал — сил не было. Велел зажечь масляные лампы, укрепить на длинных шестах и копьях по всему периметру провала. Руководил в меру сил, которых осталось ой как мало. Амара была рядом — поддерживала, пыталась увести, но я упорно оставался, бродил вокруг, отдавал команды, то и дело присаживаясь, чтобы отдышаться. Осознание всего, что случилось, давило тяжким грузом, вдобавок яд все еще циркулировал по телу.

Подвезли бочки с водой — очаги пожара, тлеющего под развалинами, требовалось погасить. Да, вода может притопить уцелевших, но еще более верно их убьет угарный газ от горящей мебели и деревянных перекрытий. Поэтому — льем спокойно, надеемся на лучшее.

— Мастер Волк!

— Мессир!

Примчались Бернхотт, Шутейник, с ними оказался и Фальк Брауби… Даже Эвлетт увидел — мелькнула в отдалении, прирожденная шпионка — не показывала, что знает кого-то из нас.

— Мастер Волк, ладушки-воробушки, мы уж и не чаяли…

Я отвечал невпопад, жал руки, говорил что-то — мол, да, жив оказался, такая вот забавная случайность приключилась. Всех направлял на разбор завала. Тяжелые обломки вытаскивать на носилках, легкие — передавать по цепочке. Совсем тяжелые — обматывать цепями и выволакивать тяжеловозами. Велел мобилизовать всех лекарей Варлойна. Отправил в Норатор Алых за местными эскулапами. Приказал разбить палатки неподалеку завала — для сортировки и перевязки раненых и отдыхающих спасателей, и для трупов. Все делал на автомате, пыхтел, потел, опирался на руку Амары. Тяжело мне было, тяжко… Какая-то нагнетающая боль поднялась изнутри и распространилась по всем мышцам. Видимо, последствия физической активности после отравления.

— Тащи его, тащи…

— Вон еще один, да аккуратней, вроде моргает… Эх, Ашар попусти… это только голова!

— Ох… Пресвятое Небо!

Я смотрел на исковерканные трупы, которые сносили пока под деревья, и чувствовал себя прескверно.

Наконец я совершенно обессилел и пристроился на обломке кирпичной кладки, согнувшись от боли в позе роденовского мыслителя. Шум на завале отошел куда-то в сторону, растворился в невеселых размышлениях.

Итак, я — внебрачный сын Эквериса Растара, будущий император. Закончилась карьера Ришелье, началась карьера Людовика ХIII. Не слишком приятная новость, поскольку я, вдобавок, крейн, вселенец, подверженный магическим атакам, а Растар — был тем еще гуленой, пустившим все дела в империи на самотек. К моменту моего прибытия в Санкструм империя начала потрескивать, как старый дом, чьи трухлявые перекрытия вот-вот обрушатся. И если раньше на посту архканцлера мне полагалось два года власти, то теперь, став императором, я навсегда окажусь привязан к очень ветхому, со всех сторон проблемному трону. Занятие по душе, точно-точно! Стоит ли овчинка выделки, вот вопрос? Разговор с Блоджеттом еще впереди, этот хитрый лис теперь должен все рассказать, иначе я из него жилы повыдергаю. Но сильнее меня тяготило то, что я прошляпил груз пороха, который вез Занзак Турмалли: прошел рядом с бочками, даже артефактом эльфийским проверил, и… благополучно пропустил на закладку, хотя мог же приказать вскрыть бочки!

Пришлось встать, распрямить спину и подозвать Алых. Им я немедленно велел сыскать Занзака Турмалли, виночерпия в надцатом поколении. Его, конечно, не сыскали. В покоях Варлойна, где он проживал со всей семьей — женой и двумя детьми, было пусто. Согласно быстрому допросу окружения — жена и дети уехали еще три дня назад, сам же Турмалли был замечен в Варлойне только утром. Вечером его уже никто не видел… Очевидно, не он поджигал запал… А может и он — и теперь ищи его, свищи… Он дворянин, и не побоялся, что позор падет на весь род… Значит, или заплатили больше, чем смог унести, или чем-то шантажировали. Хотя не исключен и третий вариант — обычные политические игры, в которых он принимал участие осознанно, чтобы в будущем получить очень много плюшек.

Я снова присел на обломки. Прохладный ветер с моря подхватил запах гари и крови с провала, мазнул им по лицу. Меня в очередной раз стошнило. Мысли начинали путаться.

— Торнхелл!

Я поднял руку:

— Пока никуда не идем.

— Черт, милый господин! Ты бледнее смерти!

— Я на работе.

Амара фыркнула, бросила что-то насчет того, что мертвецам работать не обязательно, однако же отстала, я увидел, как прошла к провалу, встала в цепочку рабочих, что передавали друг другу камни, однако встала так, чтобы держать меня в поле зрения. Только сейчас заметил, что на ней черный свободный камзол, кое-как (честно говоря, не очень успешно) маскирующий грудь, и полотняные штаны в обтяжку, заправленные в голенища коротких сапожек. Волосы стрижены по-мужски, коротко. Вернее — тут в моде длинные волосы, а коротко стригутся, в основном, монахи. Вот, верно — волосы у нее подстрижены, как у монашки.

Шпагу она уложила подле меня. Рядом пристроила поясную, чем-то набитую кожаную сумку. Такой акт абсолютного доверия… к мужчине.