жизнь, что я редко бывала на море. А ты?

Артем: Ты бывала еще когда-нибудь там?

Оля: Нет.

Артем: А я пару лет тому назад был. Там все так изменилось.

Оля: Ты был там сам?

Артем: (Удивленно). Да.

Оля: Ну и как?

Артем: Что как?

Оля: Как отдыхалось одинокому мужчине? На морском побережье столько соблазнов.

Артем: Много. Чего греха таить, много.

Оля: Не вспоминал?

Артем: Вспоминал.

Оля: Но после этого прошло еще пару лет (пауза).

Артем: Ты мне позволишь поговорить с ребенком?

Оля: Конечно. Но только она не ребенок.

Артем: Я понимаю – шестнадцать лет.

Оля: И не только это.

Артем: А что? Что? Что случилось?

Оля: (Очень долгая пауза). Потом. Объясню все потом. Я стараюсь ее понять. Ведь, самое ужасное время в жизни – это отрочество. Когда тебе четырнадцать-семнадцать лет. Уже о многом задумываешься, анализируешь, появляется первый опыт человеческих взаимоотношений. Очень чувствуешь ложь, фальшь, но уже заложенное воспитание говорит: “Молчи – это взрослый, он старше, ты не имеешь права”. Я вспоминаю, как мне было стыдно за тех, кто мне лгал в глаза, пользуясь моим молчанием. Но самое ужасное, что прошли годы, и я делала то же. Я не хотела понимать ребенка, мне так было легче и удобней. Я не оправдываюсь, потому что не могла и не знала, как вернуться мыслями и чувствами в свою прошлую жизнь, чтобы понять эту.

Артем: У тебя сложные отношения с дочкой?

Оля: Внешне у нас очень хорошие, теплые, доверительные отношения.

Артем: А почему внешне?

Оля: Я старалась понять ее. Мне казалось, что главное в жизни быть нужной ребенку. Моя поддержка, помощь, совет – вот основа всего. Потом, правда, поняла, что еще есть я. Нельзя растворять свою жизнь в жизни дитяти, иначе, становясь ее опорой, становлюсь ее собственностью. Вот эта грань, на мой взгляд, самая сложная. Ведь, очень маленькая часть родителей обладает педагогическим даром.

Артем: Неужели, у тебя с этим сложности?

Оля: Я не знаю, как тебе объяснить. У каждого человека свой порог взросления.

Артем: (С иронией). И чем же мешает этот порог общению с родными и близкими?

Оля: (Тоном Артема). А порог этот связан с тем, что появляется свой внутренний мир, который каждый из нас очень охраняет.

Артем: От кого?

Оля: От всех.

Артем: А что, есть что охранять?

Оля: Есть.

Артем: (Серьезно). Первая влюбленность?

Оля: Да.

Артем: Но она уже взрослая – уже пора.

Оля: Дело не в этом.

Артем:

Что, плохой мальчик?

Оля: Не знаю. Не видела.

Артем: (Нетерпеливо). Ну, так увидь. Что мешает?

Оля: У меня складывается впечатление, что ты не запоминаешь услышанное прежде.

Артем: (Раздраженно). Что же я не запомнил?

Оля: Я сказала, что она меня убивает, что я всего перебоялась.

Артем: Не понял? Это дурная компания? Дурные привычки? Дурные наклонности? Ты можешь объяснить по-человечески (тон все более резкий) .

Оля: Не надо, Артем, так резко, не надо. Ты не задумывался над тем, что многие проблемы наших детей в нас самих?

Артем: Мы не видим в детях наших недостатков.

Оля: Не хотим видеть. Я корю себя за то, что девочка выросла без отца, без постоянного присутствия взрослого мужчины в доме.

Артем: Но сегодня – это поголовное явление.

Оля: А разве мы знаем, что в этих семьях? Ты вправе мне сказать, что все семьи проблемны. Только в каждой семье свой “жирный вопрос”.

Артем: Конечно.

Оля: Я не знаю, как это объяснить, но я оказалась не самодостаточной, как женщина: я не долюбила и, понятно, что уже не долюблю. Я даже не знаю, была ли, хоть когда-нибудь, по-настоящему любима. Ах, как надо знать, что ты любима, что ты нужна, что ты – единственная (пауза). Отсутствие всего этого – такой комплекс, из которого один выход: тупик.

Артем: Ты очень сгущаешь краски. Уж, ты-то такая самодостаточная женщина.

Оля: Я не о том. Вся нерастраченная нежность досталась ребенку. Все в жизни должно быть в меру. А, уж, родительская любовь особенно.

Артем

:

Ты ее очень избаловала?

Оля: Да, в общем, особенно нечем. Я сама сузила круг собственных чувств.

Артем: Оля, давай вернемся к ребенку.

Оля: А я не отходила (замолкает, долго ходит из угла в угол, не знает, как начат, а потом, как головой в омут.) Понимаешь, два года назад наша девочка поехала отдыхать на море. Нас, как будто бы, тянет в одно и то же место. Я отпустила ее с семьей подружки. Девочка она видная, крупная, высокая. В свои четырнадцать она выглядела на семнадцать-восемнадцать лет. Она всегда была серьезна, она начитана. У нее есть чувство достоинства.

Артем: (Перебивая). Так что же не так?

Оля: Все так. Она познакомилась с мужчиной намного старше себя. Умным, красивым, воспитанным, внимательным. Она полюбила его. Я вижу – это не увлечение, не влюбленность – это любовь. Ранняя, первая, беззаветная.

Артем: А куда смотрели твои знакомые?

Оля: (С усмешкой). Они смотрели, чтобы она хорошо кушала и далеко не заплывала (долгое молчание). Моя девочка в четырнадцать лет стала женщиной с мужчиной, которому, как мне кажется, лет сорок пять.

Артем: Это она тебе сказала?

Оля: Да.

Артем: (С нарастающей требовательностью). Ну и что ты?

Оля: Я не знаю, как его зовут. Я не знаю сферы его деятельности. Я не знаю, из какого он города. Она молчит. Она хранит свою тайну, свою любовь (пауза). Я думаю, что она его ждет.

Артем: (В нем начинает просыпаться беспокойство). Так что, это невозможно узнать?

Оля: Пойми. Он не изнасиловал ее, он не развратил ее. Он – соблазнил (пауза). А за это не судят (пауза). У нас в обществе в подобных ситуациях скорее осуждают женщину (пауза). Даже, если она совсем девочка. А он – самоутверждающийся мужик.

Артем: (Начинает нервничать). И какой из этого выход?

Оля: Артем, и какой из этого выход? (Оля начинает медленно ходить по комнате, наступает долгое молчание. Артем сидит за столом опустив голову) Знаешь, Артем, у меня такое чувство, что я тебя больше уже никогда не увижу.

Входит очень красивая, статная девушка. Это их дочь. Взгляд проскальзывает мимо Артема. Она обращается к матери.

Дочь: Ма, обожди, я сейчас все объясню.

ЗАНАВЕС