– Твари, что же вы делаете? – С этим возгласом, взяв наперевес кочергу, Степаныч атаковал развлекающихся охотой с балкона.

Ударом приклада в лицо отставного майора уложили наземь. Четверо грузных мужиков топтали его ногами, поднимали за волосы голову теряющего сознание Степаныча, плевали ему в лицо. Устав бить, вся команда отправилась к холодильнику пропустить по банке пива и определить судьбу обнаглевшего кочегара. Кто-то изобретательный предлагал использовать его как живую мишень, кто-то попроще советовал сбросить с балкона и всем дружно помочиться на защитника животных.

– …Юрчик! Веришь, – делился потом Степаныч, – когда волосы клочьями выпадали, когда суставы наизнанку выворачивало, я не плакал. Терпел… А тогда, на балконе, слезы сами по себе лились. Меня, майора Советской армии, кабанье зажравшееся с дерьмом смешало! Из своих пипеток обгадить меня хотели! – Степаныч скрипел зубами, прикрывая ладонью глаза. – Холуи хрунцаловские… – Трясясь от бессильной злобы, он глубоко затягивался дымом дешевой сигареты, исчезал в сизом облаке.

Юрчик плаксиво кривил рот, сочувствуя другу, нашептывал что-то успокаивающее, подавая наполненный до краев стакан…

– Перебирай мослами! – Мужчина в дубленке ткнул пленного кулаком между лопаток.

Юрчика вели по крытому переходу. Он посапывал носом, не отваживаясь расплакаться в голос.

Его ввели через мужскую раздевалку в бассейн.

Зал был декорирован под уголок тропического рая. Здесь стояли кадки с пальмами в человеческий рост, фикусы, сквозь зеленую листву которых проглядывали привязанные разноцветными лентами ананасы. Вдоль бассейна стояли плетеные стулья под зонтиками. Столы прогибались под батареями бутылок, рядами блюд и фужеров. На одном из них стояла клетка. Большой попугай, чье оперение переливалось всеми цветами радуги, скосил на Юрчика недружелюбно поблескивающий глаз-бусинку.

В бирюзовой воде бассейна плавали фрукты: оранжевые апельсины, зеленоватые киви, ярко-желтые бананы, розовые манго.

Среди этой роскоши Юрчик выглядел особенно нелепо и смешно. Этакая пародия на человека.

– Петр Васильевич! Поймали монстра! – загоготал здоровяк, сбрасывая с себя дубленку.

Он подвел пленника к развалившемуся в кресле с высокой спинкой хозяину и устроителю торжества. Мэр, Петр Васильевич Хрунцалов, справлял свой сорок пятый день рождения.

– Ага! – Мэр растянул губы в улыбке. – Так это ты напугал Светика? Светуля, иди взгляни на своего поклонника. – Его живот заколыхался, точно наполненный воздухом аэростат.

Эта часть тела была у Хрунцалова поистине выдающейся. К нему более всего подходило незаслуженно забытое слово «чрево». Живот начинался почти от самых сосков груди, крутой волной ниспадая к бедрам. Жировые складки по бокам наслаивались одна на одну. Могучие ляжки не могли исправить непропорциональности. Казалось, этот человек состоит из живота, а все остальное – только дополнение.

Юрчик завороженно смотрел на эту колышущуюся гору.

– Нравится? – уловил его взгляд Хрунцалов, похлопывая себя ладонями по чреву. – Лучше носить горб спереди, чем сзади!

Толпа гостей одобрительно захихикала. Среди них не было людей атлетического сложения. Лайкра закрытых купальников у женщин не могла скрыть излишков жира и обвисших задов. Мужчины, за исключением Гриши, были копией Хрунцалова, только помельче габаритами.

– Светюник! Ты почему не хочешь познакомиться с мальчиком? – пьяно просюсюкал Хрунцалов.

– Петр Васильевич, – в тон ему отозвалась дама, испугавшаяся Юрчика. – Прикажите ему, пусть убирается! Это же дебил! – Букву «е» она произнесла как «э». – И у него наверняка вши.

– Так помой парня! В парилочку своди! – Мэр продолжал разыгрывать спектакль. – Ты у нас баба одинокая, разведенная. Просила меня мужика подыскать?

– Но не такого же урода?! – Та сложила губы бантиком.

– Для тебя сойдет! – грубо ответил хозяин вечеринки. – Ты мужик или нет? – вопрос адресовался Юрчику.

Бедолага, не понимая, чего от него хотят эти жующие, раскрасневшиеся от выпитого люди, нечленораздельно замычал.

Скрутив с треском пробку, Хрунцалов подал ему бутылку коньяка:

– Выпей за мое здоровье!

Юрчик послушно сделал глоток. Обжигающая жидкость комом застряла у него в горле. Он закашлялся.

– Пей еще! – потребовал мэр.

– Не-а-агу! – простонал убогий.

– Ты, мужичок, стопроцентный дебил! – укоризненно кивнул Петр Васильевич. – «Хенесси» пить не желаешь. Я себе не всегда позволить могу, а ты гугнишь! Гриша, ты бы пил на халяву «Хенесси»?

– Лакал бы! – отозвался здоровяк.

– Да, по этой части ты мастак. – Хрунцалов встал, брезгливо морща нос, приблизился к Юрчику. – Пей за мое здоровье!

Он насильно сунул горлышко хрустальной бутылки в беззубый рот Юрчика. Коньяк вытекал из уголков его рта двумя тонкими золотистыми струйками. Захлебываясь, Юрчик делал большие глотки.

– Ишь, присосался! – ухмыльнулся Хрунцалов. – Хорош! – Он вырвал бутылку изо рта Юрчика. – Для таких, как ты, сгодится пойло попроще. Подглядывать, значит, любишь? – Петр Васильевич изрядно перебрал и покачивался, точно матрос в штормовую погоду. – Понимаешь, идиотина, Светлана Васильевна опасается, что у тебя вши. Поэтому сейчас мы организуем тебе сауну. – Он громко икнул. – Дадим градусов этак сто пятьдесят, если выживешь, прополощем в бассейне. Лады? – Хрунцалов протянул руку.

Ответом ему стало скулящее подвывание убогого.

– Получишь по харе! – пообещал городской глава.

Спектакль затянулся, однако вслух возмущения никто не высказывал. Гости переминались с ноги на ногу, бочком отходили в сторону.

– Петр Васильевич, достаточно! – Молодая женщина встала между жертвой и мучителем. – Он и так природой обиженный.

Юрчик, почувствовав в ней защитницу, подался к говорившей. Она испуганно отшатнулась.

Сзади его придержал за плечи здоровяк.

– Отпустите бедолагу! – повторила просьбу женщина. В ее взгляде сквозила жалость, смешанная с брезгливым любопытством. – Петр Васильевич, он ведь на ногах не стоит.

Юрчик исподлобья рассматривал свою защитницу. Ему нравились мокрые волосы, прикрывавшие округлые плечи, темные, миндалевидной формы глаза, чуть вздернутый носик.

– Мариночка, да он любуется тобой! – ревниво произнес Хрунцалов. – Глазами раздевает! – Хлопнув себя ладонями по ляжкам, мэр захохотал. – Ай да сукин сын! Пенек замшелый! Страшнее атомной войны, а туда же… Тянет на баб? – Он вытер с отвисшей нижней губы слюну. – Ладно! Возьми себе что-нибудь пожрать и выпить, – милостивым жестом хозяин праздника указал на столы. – Сегодня я угощаю! – Он продолжал играть роль хлебосольного князя, щедро одаривающего последнюю голытьбу. – И не забудь поблагодарить Марину Викторовну за заступничество.