славы и почета не добился? Почему не защитился? Почему не довел дело до конца?

– Я уже тебе говорил, – низким голосом ответил Чемоданом и сделал каменное лицо. – Жена под машину попала.

– А я думаю, что твоя диссертация оказалась никому не нужна.

Чемоданов подскочил ко мне, встал почти вплотную, так, что кот провел своим хвостом у меня под носом, и прошипел:

– А вот об этом не тебе судить!

Я обернулся и с мольбой в глазах посмотрел на Настю. Ее прирожденная целеустремленность могла спасти положение.

– Я устала, – сказала она. – И больше не могу здесь… Короче: сколько вы хотите за диссертацию?

Чемоданов засопел, пошевелил губами, кинул кота на диван и принялся ходить по комнате.

– Штуку, – наконец, произнес он, не глядя мне в глаза.

– Какую штуку? Чего штуку? – уточнил я.

– Баксов, Серёнька. Естественно, штуку баксиков.

Однако, у этого опустившегося физика был непомерный аппетит.

– А не много ли для старой, никому не нужной диссертации? – спросил я.

– Торг не уместен, – жестко произнес Чемоданов, выдирая из зубов кота рыбий хвост. – Я продаю тебе свой загубленный талант…

– Это нормальная цена, – кивнула Настя. – Больше времени и нервов потратим. Соглашайся!

– Черт с тобой! – сказал я Чемоданову. – Сейчас пятьсот, и еще пятьсот после защиты.

Но Чемоданов стоял на своем мертво.

– Всю сумму сразу! Или я сжигаю ее в печке.

– Я больше не могу! – закатывая глаза, произнесла Настя. – Я задыхаюсь здесь!

Она в самом деле неважно выглядела. На лбу выступили капли пота, лицо побледнело.

– Ладно, – сдался я. – Показывай диссертацию.

Чемоданов щелкнул пальцами, хлопнул в ладоши и, пританцовывая, полез под диван. Он вытащил оттуда потрепанный портфель с ручкой, замотанной изолентой. Открыв его, он бережно положил на диван упакованную в продуктовый пакет стопку машинописных листов.

– Вот она, моя диссертулечка! – пробормотал он, вытряхивая листы из пакета. – Первый экземпляр, все чистенько, без поправок и помарок.

Я взял наугад одну страницу, пробежал глазами по тексту и формулам и на всякий случай протянул Насте. Пусть посмотрит своим опытным глазом, нет ли здесь какого-либо обмана?

– А ты лапшу мне на уши не вешаешь? – спросил я.

– Серёнька, сладкий ты мой! Обижаешь! – ответил Чемоданов и приложил ладонь к тельняшке. – Я ж тебе специально смотреть даю. Вот, гляди… – Он взял из стопки еще один лист и стал водить своим лоснящимся от рыбьего жира пальцем по строчкам. – Здесь я раскладываю коэффициенты в ряд Тейлора по кинематическим параметрам движения… Как положено, все по порядку… Тут уже перехожу к линейным членам разложения…

– Ну, ладно, – сказал я. – Не надо комментариев. Чего тут не хватает? Сколько ты уже успел сжечь?

– Да это я так! – махнул рукой Чемоданов. – Болтунчики на меня напали. Тут только по мелочам. Ну, титульного листа нет, содержания нет… Это все ерунда! Я тебе сейчас все напишу… Только ты мне баксяшки сразу отсчитай, ладно?

– Я жду на улице, – сказала Настя и решительно направилась в прихожую.

Когда хлопнула дверь, я сел на диван, положил на колени драгоценную диссертацию и достал бумажник. Перед столь волнующим моментом Чемоданов заерзал, стал хихикать и вслух вспоминать, как когда-то давно мы заперли на швабру в туалете чертежника. Я отсчитал десять стодолларовых купюр и протянул их Чемоданову.

– Имей ввиду, – предупредил я, – никто не должен знать, что диссертацию писал ты. Забудь о ней навеки, понял?

– Какой разговор, Серёнька! – заверил Чемоданов, торопливо заталкивая деньги в карман шортов. – Все будет шито-крыто. Сейчас я тебе тему напишу… Сейчас, только лист чистый найду.

– И еще посоветуй, куда мне с ней пойти, кому показать. Чтобы только надежно было!

Чемоданов снова сел рядом со мной и задумался.

– Чтобы надежно было, – бормотал он, почесывая наморщенный лоб. – Чтобы надежно… Вот что! – осенило его. – Иди-ка ты прямиком в РИФА на кафедру динамики.

– Что такое РИФА?

– Как? – чрезмерно удивился Чемоданов. – Ты не знаешь? Ты не знаешь, что такое РИФА?

Он бы еще долго смаковал мое незнание, если бы я его не прерывал:

– Короче! Короче!

– Это Российская инженерно-физическая академия!

– И к кому мне там подойти?

– А я тебе все напишу, – пообещал Чемоданов. – Дам подробнейшие координаты, к кому и когда подойти. Лучше это сделать сегодня же… Вот… Ручечку только найду…

Пока он искал ручку, я надел пальто и ради любопытства заглянул во вторую комнату. Она, в отличие от первой комнаты, была пуста. В ней, как в узбекских гостиных, не было ничего, кроме протертого до дыр ковра да раскиданных по углам матрацев с подозрительными пятнами. Окно было заклеено газетами.

– Вот! – сказал Чемоданов, протягивая обрывок газетного поля, на котором были небрежно написаны адрес, телефон и незнакомое мне имя. – Этот человек поможет тебе на первых порах.

Не объяснив, куда можно торопиться в этом убогом поселке, умирающим среди заброшенных заводов, Чемоданов настойчиво подвел меня к двери и выпроводил из квартиры. Я в глубокой задумчивости спускался по загаженной лестнице с кандидатской диссертацией под мышкой и думал о том, не лоханулся ли я на штуку баксов по собственной воле. Не стоило сомневаться в том, что труд Чемоданова не представлял никакой ценности для отечественной науки. Скорее всего, я нес под мышкой жалкий лепет бездарного эмэнэса.<$FМНС – младший научный сотрудник.> Вполне возможно, что Чемоданов пытался защитить эту диссертацию, но был с позором разгромлен. Но разве я искал что-то другое? Разве мне нужны были серьезные научные открытия? Нет. Мне нужна всего лишь «корка» кандидата наук, которая усмирит ревность в сердце потомственного мыслителя и всколыхнет чувство отеческого уважения ко мне.

Я вышел из подъезда окончательно убежденный в том, что поступил правильно. Оглядевшись по сторонам и вздохнув сырого тумана, я уже собрался поскакать через лужи к машине, как вспомнил про Настю. Она обещала ждать меня на улице, но ее нигде не видно!

Плюющиеся подростки уставились на меня своими волнистыми, как радиоволны, взглядами.

– Ну чё, надумал? – спросил один из них.

– Вы не