Я так растерялась, что несколько раз зачем-то обошла площадь, превращенную в стоянку для автомобилей работников военного министерства, потом пошла вдоль стены, сунулась в открытую калитку, попала в проходной двор, через который часто возвращалась домой из кофейни, вцепилась в первого встречного старичка: «Скажите, пожалуйста, здесь рядом недавно было кафе…», но по выражению его лица поняла, что расспросы бесполезны, кафе моего собеседника совершенно не интересовали, вне зависимости от того, рядом они находятся или нет.

Я больше никого не пыталась расспрашивать, а собралась с духом, взяла телефон, вошла в интернет, отправила запрос: «Вильнюс кафе черная чашка». Поиск выдал мне кучу названий кафе и ресторанов: Caffeine, Mint Vinetu, Kinza и еще какую-то ерунду, не имеющую ни малейшего отношения к настоящей «Черной чашке», куда я ежедневно ходила, к Юсуфу, его юбкам, нардам и Правилам Джиннов, к нашему Сочельнику с «Фарисеями» и ко мне, счастливой, пьяной, танцующей танго, ужасно довольной своей жизнью, хотя так и не ставшей моряком.

Я даже теперь совсем не чувствовала себя несчастной. Растерянной – да. Сбитой с толку. Огорченной. Испуганной. Очень сердитой. Но несчастной – нет. Если бы сейчас передо мной появился Юсуф, я бы, наверное, его поколотила – не по-настоящему, не всерьез, как любимые младшие сестры дубасят кулаками своих терпеливых братьев, от всего сердца, но вполсилы, твердо зная, что сдачи им не дадут.

Дома я сразу метнулась к доске в коридоре: висит салфетка? Слава богу, висит. И надпись цела: «Девятое Правило Джиннов: каждый день кого-нибудь удивляй». Юсуф, конечно, молодец, хорошо выполняет правила. Вот уж удивил так удивил.

Тогда я вспомнила еще одно, не помню, какое по счету правило: «Когда хочется плакать, плачь». И дала себе волю. В смысле разревелась прямо в коридоре, даже пальто не сняла.

А потом слезы закончились. Их всегда оказывается гораздо больше, чем можно предположить, но все-таки меньше, чем нужно, чтобы плакать вечно. И я, шатаясь от слабости, и придерживаясь за стену, пошла на кухню, чтобы пополнить запас. В смысле выпить воды.

Даже не включая свет, я увидела, что на кухонном столе лежит тетрадка. Совершенно точно не моя, бумажных тетрадей у меня в доме отродясь не водилось. Я их не покупаю уже много лет.

Тетрадка была горячая. Не настолько, чтобы обжечься, но чтобы согреться – в самый раз. Я долго сидела в темноте на табурете, поочередно прижимая тетрадь то к лицу, то к груди, то к коленям, то к шее, очень уж приятно было ощущать ее тепло.

Потом я все-таки включила свет. И увидела, что тетрадь очень старая, обложка, когда-то красная, выцвела до бледно-розовой. И аккуратная надпись «Правила Джиннов» поблекла, но все-таки была вполне различима. Я открыла ее на последней странице, повинуясь детской привычке начинать читать книги с финала, чтобы сразу узнать, чем дело закончилось, и потом не особо переживать. Там было написано: «Тридцать девятое правило: при всякой возможности делай подарки, которых сам никогда не получал».

– Какая сегодня будет улица? – спрашивает Нёхиси.

Знает, что в качестве секретаря я прекрасен, как свальный грех всадников Апокалипсиса, но спрашивает все равно.

Его счастье, что я честный. И не делаю вид, будто пытаюсь вспомнить то, чего никогда не знал. А просто корчу первую попавшуюся дурацкую рожу и говорю:

– Да какая пожелаешь.

Мое счастье, что он азартный. И вместо того, чтобы испепелять меня негодующим взором, радуется:

– Забыл? Отлично! Значит, можно погадать.

На свет божий появляется шляпа. Откуда она появляется – отдельный вопрос. Обычно я в таких случаях говорю (в том числе, и себе), что Нёхиси достал ее из рукава, как фокусник. Но сейчас он выглядит, как довольно крупный солнечно-рыжий кот. Какие могут быть рукава у кота.

Что касается меня, в данный момент я выгляжу как человек. Относительно невидимый, то есть видимый не всем подряд. Однако руки у меня на месте, и это не настолько хорошая новость, как может показаться. Она означает, что я обречен писать.

На свет, по-прежнему божий, извлекаются – на этот раз хотя бы ясно, что из шляпы – школьная тетрадка в линейку и карандаш.

– Записывай! – командует Нёхиси. – Я буду диктовать.

Что с ним поделать, записываю названия улиц Старого города, благо Нёхиси помнит их наизусть. Ну то есть как – теоретически считается, что помнит. А на практике всякий раз получается разное количество. Несколько лет назад было сто восемь, как имен у Шивы или бусин на буддийских четках; я, помню, очень радовался этому совпадению, носился с ним, как с писанной торбой, пока при следующем подсчете улиц не оказалось сто двадцать шесть. Потом их вдруг стало сто четырнадцать, потом сто пять, потом внезапно сто тридцать одна, и я окончательно махнул рукой на подсчеты. Так до сих и не понял – то ли память Нёхиси не столь совершенна, как, по идее, положено всемогущему существу, то ли число наших улиц действительно непостоянно, причем само по себе – лично я в их дела до сих пор никогда не вмешивался и по своей воле ничего не менял. Хотя, может, и следовало бы. Любой бардак должен либо быть немедленно упорядочен, либо с самого начала организован мной.

На этот раз улиц у нас сто девятнадцать. Ладно, тоже хорошее число. Бумажки мы, разумеется, складываем в шляпу, чтобы вытянуть одну наугад. Отдельный вопрос, кто ее будет вытягивать. Не то чтобы нам обоим настолько нет веры, жульничать самим неинтересно. Просто Нёхиси всемогущий или что-то вроде того, да и я не совсем пропащая душа. Заранее ясно, что любой из нас, сам того не желая, вытащит из шляпы бумажку с названием улицы, которую прямо сейчас по какой-то причине любит больше других. Это не то чтобы катастрофа, но какой тогда смысл гадать.

Поэтому мы сидим на низком подоконнике, рядом с витриной сувенирного магазина, где полчаса назад устроились со своим рукоделием, и озираемся по сторонам в поисках помощника. Довольно долго, надо сказать, озираемся. Не то чтобы нам нужен какой-то особенный человек. Любой, кто способен сейчас меня увидеть, вполне подойдет. Но в три пополудни, во вторник таких героев не то чтобы много: люди слишком заняты повседневными делами, а это здорово мешает видеть реальность такой, какова она есть – непостижимой, неопределенной и полной сюрпризов.

Одна надежда на туристов. Собственно для того они и уезжают из дома невесть куда, чтобы увидеть что-нибудь необычное. Например, меня.

Вот и сейчас нас выручает крупная черноглазая девица в зеленом пальто, с ярко-оранжевой шевелюрой и рюкзаком в виде розового клыкастого демона за спиной. Она пытается незаметно сфотографировать меня телефоном, но я перехватываю ее взгляд и говорю по-английски:

– А покажите, что получилось!

Это не просто повод заговорить, мне действительно интересно. По тому, что человек увидел на месте меня, можно довольно много понять о нем самом. А я люблю понимать.