Владимирский летописец, осмысливая то, что случилось 12 годами позже, инициаторами высылки Андреевых родичей называет горожан. Видимо, истина по обыкновению лежит где-то посередине: и князь, и призвавшие его города в лице боярско-купеческой знати были равно заинтересованы в этой превентивной мере. По их практичному разумению, тем самым они сохраняли установившееся равновесие княжеской и общинной власти, оберегая Залесскую Русь от усобиц, чреватых ее разделением.

Что любопытно, в Суздальской земле отъезд родственников Андрея Боголюбского остался в свое время как бы незамеченным. Более того, под 6670–6671 (1162–1163) гг. в Лаврентьевской летописи вообще нет записей. Надо полагать, изначально таковые были, но в них содержались сведения, «неудобные» для владимирской династии, и эти статьи пришлось удалить при последующей редактуре.

Киевский же летописец под 1162 г. отметил не только факт изгнания Андреевых родственников, но и честь, оказанную им в Византии: «Том же лѣте идоста Гюргевича Царюгороду Мьстиславъ и Василко съ матерью, и Всеволода молодого пояша со собою третьего брата, и дасть царь Василкови в Дунаи 4 городы, а Мьстиславу дасть волость Отскалана»[36]. Андреевы племянники, сыновья покойного Ростислава, не упомянуты в числе отбывших в Константинополь. Очевидно, они остались в Южной Руси. Неизвестна судьба «передних мужей» покойного Юрия Владимировича. По логике вещей, кто-то из них мог последовать за его детьми в Византию.

Среди отправившихся в Царьград не назван и Михалко. С начала 1168 г. его имя упоминается в источниках рядом с именем единокровного брата – переяславльского князя Глеба Юрьевича[37]. Воскресенская летопись прямо указывает, где Михалко обосновался, представляя братьев следующим образом: «Юрьевичи Глѣбъ и Михалко изъ Переяславля»[38] (Южного). В. Н. Татищев под 1169 г. называет владением Михалка Юрьевича Городец[39] Остёрский – крепость, которая располагалась при впадении р. Остёр в Десну (ныне г. Остёр Черниговской обл. Украины) и принадлежала прежде Юрию Долгорукому.

Логично предположить, что после высылки в начале 1160-х гг. Михалко нашел приют у Глеба и стал его подручником. По возрасту он уже годился для походной жизни: генеалогические исследования показывают, что Михалко Юрьевич мог родиться либо между 1151 и 1153 гг., либо «самое раннее в 1149 г.»[40]; в последнем случае ему в 1162 г. исполнилось бы 13 лет. Именно с этого возраста Владимир Всеволодич Мономах «трудился в разъездах и на охотах»[41].

Из сообщения Татищева о походе 1169 г. на Киев следует, что Михалко в свою очередь приютил в Городце Остёрском младшего брата – Всеволода, вернувшегося из Византии, и племянника – Мстислава. К сожалению, ценность известия снижается из-за неточности, допущенной историком. Перечисляя участников антикиевской коалиции, Татищев называет полные имена молодых князей: «Всеволодъ Юрьевичь и сыновецъ его Мстислав Мстиславичь изъ Городца»[42]. Ипатьевская летопись, самый ранний источник сведений об этой кампании, именует Всеволодова племянника без указания отчества: «Мьстиславъ внукъ Гюргевъ»[43]. Очевидно, киевский летописец не боялся оказаться непонятым современниками: ему были известны лишь два внука Юрия Долгорукого с таким именем. Один из них, Мстислав Андреевич, возглавлял поход и потому поименован среди князей первым. Отчество другого Мстислава, которого летописец назвал в конце списка, автор «Истории Российской», вероятно, домыслил, ошибочно решив, будто речь идет о сыне князя Мстислава Юрьевича. Проясняет картину Воскресенская летопись: в ней среди участников похода на Киев представлен «Мстиславъ Ростиславичь внукъ Юрьевъ»[44], то есть старший сын Ростислава, покойного брата Андрея Юрьевича, к тому времени сведенный в очередной раз с новгородского стола.

„Пройдут годы – и Ростиславичи, Мстислав и Ярополк, некогда разделившие участь изгнанников с младшими Юрьевичами, Михалком и Всеволодом, станут их непримиримыми соперниками в борьбе за власть в Залесской земле. Классический древнерусский сюжет: противостояние племянников и дядьёв!

Вернемся к старшим сыновьям Юрия (Георгия) от его второго брака. Свидетельство Ипатьевской летописи о том, что Василько получил владения в Восточной Римской империи, подтверждает византийский историк Иоанн Киннам. Описывая более поздние (1165 г.) события, он отмечает: «В то же время и Владислав, один из династов в Тавроскифской стране, с детьми, женой и всеми своими людьми добровольно перешел к ромеям. Ему была отдана земля у Истра, которую некогда василевс дал пришедшему Василику, сыну Георгия, который среди филархов Тавроскифской страны обладал старшинством»[45].

Не эта ли щедрость императора к пришельцу из Тавроскифии, как упорно называли ромейские книжники Русь, побудила позднейших летописцев, а вслед за ними историков сделать вывод о близком родстве Мануила со второй женой Юрия Долгорукого? Под 6670 (1162) г. Густинская летопись, старейшие списки которой относятся к последней трети XVII в., сообщает: «…пойдоста Мстиславъ и Василко и Всеволодъ Юрьевичи, со матерію, въ Цариградъ, къ царю Мануилу, къ дѣду своему; и даде имъ царъ градовъ нѣсколко, да живутъ тамо»[46]. Таким образом, составители Густинской летописи считали вторую жену Юрия дочерью Мануила I Комнина. В. Н. Татищев, комментируя благосклонность императора к ее сыновьям, заключил, что она «Греческая Принцесса была»[47].