Н. М. Карамзин, как и его предшественники, считал вторую жену Юрия Владимировича гречанкой, но усомнился в ее царском происхождении: «Вероятно, что вторая Георгиева супруга была Гречанка, ибо она уехала в Царьград; но Историки наши без всякого основания именуют ее Греческою Царевною Еленою. Родословная Византийского Императорского Дому не представляет нам ни одной Царевны Елены, на которой мог бы жениться Георгий.»[48].

Так ли важно знать, откуда происходит мать Всеволода? Русская она или гречанка (точнее, византийка), царевна или княжна, это ничего не меняет в писаной биографии великого князя владимирского Всеволода Юрьевича Большое Гнездо. А в неписаной? Между упоминаниями о нем под 1162 и 1169 гг. – пробел, пустота. Можно ли реконструировать его жизнь в изгнании? Попытаться – можно. Как раз для этого и важно знать происхождение его матери.

Сначала отсечем крайности. Простолюдинку, неважно из каких земель, не взял бы в жены владетельный князь: люди Средневековья вступали в брак исключительно по расчету: экономическому, политическому, тому и другому. И принадлежали жених и невеста, как правило, к одному сословию, к одному социальному слою. Не была Юрьева нареченная и дочерью Мануила I Комнина. Действительно, тот родился в 1118 г.[49] (по другим данным, в 1123-м[50]), и в 1162 г. у него попросту не могло быть взрослых внуков, способных управлять областями Империи. Оттого и появилась в исторической литературе новая версия: женой Юрия Долгорукого была сестра Мануила[51]. То есть дочь его отца, василевса Иоанна II Комнина, а значит, по-прежнему царевна. Ну а как же иначе? Разве может столь славный государь жениться на особе менее знатной? Но громкую свою славу Юрий Владимирович снискал не ранее 1140-х гг., когда включился в борьбу за киевский стол. А вторично женился, как убедительно показал современный исследователь, «где-то на рубеже 1120-х – 1130-х гг.»[52], когда сидел в Суздале, куда перенес свою резиденцию из Ростова после смерти отца, Владимира Мономаха. В ту пору Волго-Окское междуречье представлялось византийцам сущим захолустьем. Никаких царевен бы не хватило, чтобы повязать августейшими узами всех властителей даже на границах Империи, не говоря уже о задворках «Тавроскифской страны»[53]. Законное сомнение Карамзина в царском происхождении второй жены Юрия подтвердили позднейшие исследователи, не нашедшие в анналах византийской истории упоминаний об этом браке[54].

Если не царевна, то кто? Рассуждая о возможных матримониальных притязаниях ростово-суздальского князя, не стоит забывать, что бабкой Юрия Владимировича по отцовской линии была дочь византийского императора Константина Мономаха, по коей причине Юрьев отец и получил свое знаменитое прозвище. Дату кончины Владимира Мономаха и предполагаемую дату второй женитьбы Юрия Долгорукого разделяет лишь несколько лет. За это время при дворе василевса Иоанна II Комнина (с чьим отцом Алексеем Владимир Всеволодич воевал за города на Дунае, а с ним, Иоанном, замирился и породнился) не могла развеяться память о подлинно великом князе земли Русской, не могли прерваться царьградские связи семьи Владимира, и новой супругой овдовевшего его сына должна была стать если не родственница, то хотя бы свойственница императора или иная знатная особа из его окружения.

Женитьба на царьградской «боярышне» не была зазорной для суздальского князя. Ведь и «своих» боярышень, а не только княжон брали в жены – из политической или экономической целесообразности – русские князья. Так, дочь богатого боярина Степана Ивановича Кучки, владевшего селами по реке Москве и казненного Юрием Долгоруким за оскорбление княжеского достоинства[55], была выдана замуж за его сына Андрея; Кучковы же «села красные», включая поселение, на месте которого вырос впоследствии город Москва, отошли к Юрию[56]. Другой сын Юрия Владимировича, Мстислав (тот самый, что получит в управление таинственную «волость Отскалана»), княжил в 1154–1157 гг. в Новгороде и был женат на дочери местного боярина Петра Михалковича, игравшего одну из первых скрипок в новгородском самоуправлении. Внук Юрия Долгорукого Мстислав Ростиславич сочетался в 1176 г. вторым браком с дочерью другого знатного новгородца – боярина Якуна Мирославича. Генеалогически оправдать эти браки новгородских князей могло предполагаемое историками происхождение их невест от героя скандинавских саг ярла Рёгнвальда Ульвссона, чьей двоюродной сестрой была шведская принцесса Ингигерд (в крещении Ирина), вышедшая замуж за Ярослава Мудрого, а женой – старшая сестра норвежского конунга[57]. Да и строптивец Кучка, полагают исследователи, был не простой боярин: скорее всего, он происходил из рода племенных князей-вятичей[58]. И его проступком, судя по суровости наказания, явилось неисполнение долга вассала перед сюзереном.