Стеша и Златка взяли с шестка печи две миски с переложенными творогом и запеченными в сметане налистниками и понесли к столу. Там за завтраком текла неторопливая беседа мужчин, порою заглушавшаяся резким шарканьем ухвата, которым Звенигориха двигала в печи.

Вдруг с грохотом распахнулись двери и в хату с криками ворвались ордынцы.

Охнув, Златка опустилась на лавку, а Стеха застыла с миской в руках посреди хаты. Потрясенные, замерли мужчины.

Увидав на стенах развешанное оружие – сабли, пистолеты, ружья, – ордынцы ринулись к нему, сорвали с деревянных колышков. Затем окружили стол. Их черные узкие глаза загорелись жадным огнем. Грязные руки, пропахшие конским потом, хватали хлеб, куски жареного гуся, налистники и запихивали все в лоснящиеся рты. В минуту стол опустел.

Младен, Якуб и Ненко сидели растерянные, не зная, на что решиться. Занятые едой, голодные ордынцы пока что их не трогали.

В хату вошел молоденький, тонкий, как камышинка, татарчонок в более богатом, чем у его одноплеменников, одеянии. На вид ему было лет шестнадцать. Он мало походил на татарина. Худощавое, продолговатое, с карими глазами под изломами черных бровей, лицо его было бы даже красивым, если бы не диковатая улыбка широкого рта, открывавшая хищный оскал белых ровных зубов.

Ордынцы учтиво расступились, не прекращая, однако, грызть гусиные косточки.

Юноша осмотрел хату и ее домочадцев. Дольше, нежели на других, задержал взгляд на Стеше, которая стояла ни жива ни мертва с полупустой миской, подошел к ней, двумя пальцами взял налистник и ловко кинул его себе в рот.

– М-м-м, смачно! Очень смачно! – промолвил вдруг он на чистом украинском языке. – Спасибо хозяйке, которая умеет так вкусно готовить… Как моя ненька! – Быстро проглотил второй налистник, вытер руку об полу кожуха и вмиг посуровел. – А теперь собирайтесь все!

– Собираться?.. Куда? В Крым?! – вскрикнула Стеша и выпустила из рук пустую миску.

– Мы не крымчаки! Мы буджакские татары! – возразил юноша и гордо добавил: – Я Чора, сын аккерманского мурзы Кучука!

– Один черт – что в Крым, что в Буджак… Неволя всюду одинакова! – буркнул дед Оноприй.

– Хватит болтать! Собирайтесь и выходите! – прикрикнул Чора и направился из хаты.

Всех вытолкали во двор.

Хуторский выгон был запружен испуганными людьми. За толпой наблюдали конные ордынцы. Посреди площади на возвышении гарцевал на горячем коне чернобородый всадник. Чора подвел к нему своих пленных, почтительно поклонился.

– Отец, весь хутор уже здесь. Вот привел последних!

– Ладно, Чора. Ты молодец у меня, будешь хорошим воином!

Аккерманский мурза Кучук! Недобрая слава шла о нем по Украине… Пленные с испугом смотрели на его лицо, темное, обветренное, с острыми раскосыми глазами и большим, как и у Чоры, ртом… Страшный людолов! Продажа невольников стала его ремеслом. Каждый год он по многу раз делал опустошительные набеги на Украину, без жалости разорял села, угонял скотину, забирал в неволю людей. Хитрый и жестокий, он всегда умел избежать встречи с превосходящими силами казаков, и потому одноплеменники считали его счастливчиком, с которым безопасно ходить в военные походы. Его чамбул[10] всегда был полон искателей легкой наживы.

Мурза тронул коня, подъехал к пленным. Еще издали он заприметил девчат и остановился перед ними. Тяжелый пристальный взгляд опустился на русокосую Стеху. Мурзе нравились белокурые.

Девушка побледнела. Этот взгляд не предвещал ничего хорошего. О, она знала, что ей придется вытерпеть, если ордынцы упрячут ее в свои степные улусы! Неволя до конца дней, самая черная работа, надругательства и оскорбления – вот что ожидает ее. Или же место рабыни-наложницы в гареме хана, мурзы или богатого турецкого бея…

Кучук перевел глаза на Златку.

– Хорошенькие! – зацокал он языком. – Ты слышишь, Чора? За таких в Стамбуле можно взять по пуду золота! – Как и Чора, мурза чисто говорил по-украински. – А то и по два, клянусь Аллахом!.. Если мы не найдем другого места для них… – При этом он хищно усмехнулся и еще раз пристально посмотрел на Стеху.

Чора промолчал, видимо, не смел перечить отцу. А мурза наклонился с коня, пальцами взял Стешу за подбородок.

– Как тебя звать, красавица?

– Стеха, – чуть слышно ответила девушка, умоляюще глядя на мужчин, которые напряженно следили за каждым движением мурзы.

Она опасалась, что любое неосторожное их слово может привести к ужасным последствиям. Но и Младен, и Ненко, и Якуб, будто сговорившись, молчали, понимая, что сейчас они ничем не смогут помочь ни Златке, ни Стеше, ни родственникам Арсена, всякое вмешательство лишь повредит им. Жестокий Кучук не остановится перед тем, чтобы уничтожить любого, только бы устранить препятствие к овладению таким дорогим товаром.

Кучук, заглянув в расширенные от ужаса глаза Стеши, произнес:

– Красивое имя… – Потом повернулся к Златке. – А тебя? Девушка не ответила и отвернулась.

Мурза гневно выпрямился в седле. Над головой вдруг взметнулась нагайка. Но тут вперед выскочил Яцько, заслонил собой девушку.

– Не смей бить, мурза! – Паренек побледнел, напрягся как струна. – Ты же знаешь, что у нас женщин не бьют!

Мурза придержал руку, удивленно вытаращился.

– Кто ты такой, раб, что смеешь мне перечить? – И хлестнул Яцька по голове. – Иль не понимаешь, что и эти девчата, и ты, и все вы – мой ясырь! Хочу – бью, хочу – убью! – И он снова стеганул паренька.

Неизвестно, чем бы закончилась для Яцька его стычка с мурзой, если б не появление еще двух всадников.

– Что здесь происходит? – спросил передний, осаживая резвого коня.

Это был человек лет сорока. Одетый в добротный дубленый кожух с серым воротником и такой же опушкой, черноглазый, горбоносый, он гордо сидел в отделанном серебром седле, кидая по сторонам из-под собольей шапки быстрые взгляды.

Мурза опустил нагайку. Его смуглое лицо расплылось в улыбке.

– Приветствую пана полковника! Ничего особенного не произошло, проучил малость одного раба, чтобы почтительнее был!

Яцько посмотрел на второго всадника, который прибыл вместе с красавцем полковником, и узнал в нем Свирида Многогрешного. От Арсена паренек уже знал, что бывший невольник, с которым ему довелось пасти овец у турецкого помещика, стал старшиной в войске Юрия Хмельницкого, и, чтобы не попасться ему на глаза, быстро шмыгнул в толпу и из-за плеча дедушки Оноприя наблюдал, что же будет дальше.

Тем временем полковник заметил бледных напуганных девушек, которые стояли перед мурзой. Он внимательно рассматривал их, в задумчивости покручивая левой рукой небольшой черный ус, потом повернулся к Свириду Многогрешному и кивнул через плечо: