– Прикинь, его потому и нельзя было использовать в качестве фронтового, что он такой люксовый, – медленно произнёс Серж. – Бздели, что он к фрицам попадёт, те съюзают его технические решения. Они были у нас только в резерве Главного Командования. Реально. Так же, как и «Кобры», только в войсках ПВО. Когда у нас Покрышкину разрешили на «Кобре» полетать, скандал случился. А этот самолёт использовали только для аэросъёмок Берлина и важнейших объектов. Но не совсем этот.

– А какой?

– В обычном варианте. Наш вариант – стратосферный разведчик с радиолокатором. Объединённая кабина пилота и стрелков, полностью изменённая носовая часть – видишь, такая решётчатая головешка, он так похож на головастика? Их изготовили всего пять штук. Не осталось ни одного. Цена полностью восстановленного экземпляра – $8 000 000. Прикинь!

Первой моей мыслью было – зря Сабуров всё это увидел. Хотя… Восьми миллионов должно хватить на всех… Не говоря уж про такую ерунду, как Сацу деньги отдать.

Похоже, что все вокруг испытали аналогичные чувства.

– Восемь миллионов, матерь Божья… Как квадратный трёхчлен. «А я себе такого и представить не могу».

Вечером мы втроём пили коньяк вокруг включённого монитора.

– Чего я хочу – конкретно, – благодушно произнёс Серж, – я хочу продать этот самолёт, можно сказать, «на корню» – то есть, его описание вместе с точным положением. Реально заниматься его вывозом и подъёмом на крыло мы не будем. Прикинь, это может стоить около полутора-двух миллионов USD. Сумму мы поделим на троих – чисто-конкретно. Вся эта заморока потребует организации поездки на место падения ероплана – и будет сама по себе приключением ещё тем.

Я кивнул. Впервые за месяц, который прошёл с начала «авиационной лихорадки» в нашем офисе, я услышал что-то не вполне безумное. Да, конечно, организация ремонта самолёта требовала бы у нас создания отдельного предприятия, налаживания дела, в котором ни Серж, ни я ничего не смыслили. А вот уточнить местоположение этого «золотого» разведчика и продать его описание заинтересованным лицам – дело совсем другое.

– Всё-таки мне кажется, что одного местоположения с описанием будет недостаточно для получения искомой суммы, – тем не менее рискнул заметить я. – Полагаю, нам всё-таки придётся вывезти машину в какое-нибудь относительно населённое место – тот же самый… ну, как его там – Орхоян. Или Хабаровск.

– Да, это усложнит дело. Но не сильно конкретно. Нам потребуются два-три механика, в той или иной степени знакомых с авиацией, и вертолёт. Реально, я предлагаю разделиться. Ты останешься заниматься делами в Москве, а мы с Сергеичем двинем в Хабаровск и Орхоян. Сергеич, сколько времени у тебя может занять поиск самолёта? В поисках мы полагаемся на тебя – ты из нас единственный изыскатель. Конкретно!

– Ну, я думаю так: сперва нам надо оказаться в том месте, где мы с пути сбились. Я бы двинул туда на каком-нибудь вездеходе, арендованном в Орхояне. Идти туда километров двести, по нашему старому зимнику. Там мы бы чуток поколесили, пока не нашли примерно точку, откуда начали уходить к Приморскому хребту. А там бы вызвали вертолёт и с воздуха бы обшарили эту территорию.

– Серж, во сколько вы оценивали всю операцию по поиску машины?

– Вместе с перелётом Москва – Хабаровск – Орхоян для двух человек – в восемь косых.

– Включая аренду вертолёта? Я кое-что про это знаю – у него баксы при полёте из турбины летят.

– Ну да.

– А возможный вывоз самого планера и двигателей вы не рассчитывали?

– Если до Орхояна – это удорожит всю операцию примерно вдвое. Если до Хабаровска – то, признаюсь, не считали.

– Стало быть, так. Вместе с вывозом в Орхоян всё это мероприятие, по минимальной стоимости, обойдётся нам в шестнадцать косых. Как нас учат классики экономики, увеличиваем стоимость в полтора раза и затем добавляем десять процентов. Итого – на всё это мероприятие нам нужно около двадцати пяти тысяч долларов.

– Не так много, учитывая, что на кону полтора миллиона.

– М-дя. А если их не будет? Тогда к нашему долгу в двести пятьдесят тысяч добавится ещё двадцать пять. И их ещё предстоит где-то занять. Ты сам-то как, Сергеич, готов ехать в Орхоян?

– Да я бы с удовольствием, – Дмитрий Сергеевич за последние три недели почистил пёрышки, в глазах появился блеск, и он уже совершенно не походил на советского инженера-неудачника из рассказов Трифонова или Маканина. – Вот начался этот разговор, а я думаю – неужели я снова увижу гольцы Джугджура? Ведь тут, в этом институте, прошли пятнадцать лет жизни, за водкой, коньяком, хабами и серверами. Как и не было их. А жизнь – где-то там осталась, – он кивнул в сторону, где, по его мнению, располагались пресловутые гольцы Джугджура.

Сабуров произнёс свой пассаж, и я вдруг снова ощутил, до такой степени ненатурально это прозвучало. Конечно, когда-то какой-то советский писатель, имя им – легион, выдумал этот типовой топик о настоящей жизни, прошедшей где-то «там», в юности, в каких-нибудь Уральских или Саянских горах, и о никчёмности существования в советском НИИ. И этот топик не только перекатывали последователи этого безымянного совписа, но и с упоением повторяли сами инженеры-неудачники – как свидетельство их принадлежности к иной, какой-то «горной» жизни. И ещё подумалось мне, что Серж сделал Сабурову чересчур щедрое предложение – одна треть от полутора миллионов. Вполне можно было обойтись сотней тысяч или вообще – «А возьму-ка я вас, Киса, к себе в секретари. На полное содержание». Всё равно ведь этим кончится, как история Бена Гана, который, в итоге, пришёл привратником к доктору Ливси.

– А ты уже предполагаешь, к кому можно обратиться с продажей этого ероплана? – спросил я Сержа, отгоняя от себя нехорошие, да и не вполне честные мысли.

– Я хотел тебе завтра предложить встретиться с одним человеком. Только предупреждаю – мужик он исключительно здоровый, водку пивом полирует, так что тягаться за столом с ним бесполезно. И ещё, он очень умный и хваткий, так что, несмотря на некоторое его удальство, советую отнестись к нему серьёзно.

Где-то через месяц нашего виртуального кладоискательства я рассказал о нём Кире. В ней, как и во многих женщинах, вполне уживались прагматик и романтик. Только прагматик обычно был дальновиднее.

– Стало быть, ваши дела так плохи, что вы прибегаете к поискам золота, – совершенно в лоб запулила она. – Хоть в казино ходить не пробовали…

– Я бы так не сказал, – задумчиво произнёс я. – Сумму долга Сацу возможно перезанять, и даже сделать это у него самого. Только под несколько другие проценты. Нет, здесь дело в другом. Полученная таким образом сумма даст нам независимость.

– Я, конечно, не совсем понимаю, – протянула она, – ни в самолётах, ни в бизнесе. Но что-то подсказывает мне, будто именно это основание для независимости выглядит слишком зыбко.

Мы познакомились, когда Кира пришла в наш салон приобретать ноутбук в качестве гранта какого-то Международного фонда по изучению исчезнувших языков. В то время она работала над диссертацией о взаимосвязях между кельтскими диалектами Уэльса и Бретани. Будучи человеком глубоко гуманитарным и по определению ничего не понимающим в компьютерах, она предпочла заслать вместо себя в магазин свою подругу, офис-менеджера каких-то разбойников на Пречистенке, которая уже три года на своём сервере раскладывала «косынку». Исполненные смысла и компьютерных знаний вопросы этой дамы произвели даже на моих видавших виды менеджеров такое глубокое впечатление, что они попросили меня посмотреть это шоу. Несколько обронённых Алиной замечаний навели меня на мысль, что она старается не для себя, а для кого-то другого, и я попросил её (возможно, не совсем вежливо) на следующий день прийти с тем человеком, для которого этот ноутбук предназначен по-настоящему.