Маргарита запыхтела.

— Нет, нету.

— Давно работаете?

— Я индивидуалка, — после паузы проворчала она. — Обслуживаю на дому. Живу на участке Самохина, как видите. Так и познакомились.

— Он вас прикрывал?

— Что-то вроде.

— За?

— Три-четыре раза в месяц у него, я же вам сказала.

— То есть, денег вы ему не давали?

— Денег? — фыркнула Маргарита. — Вы у него дома были? С деньгами у него проблем не было, если что. Так что он брал просто… ну, натурой. Три-четыре раза в месяц.

— Откуда у него деньги были, он не говорил? Может, случайно, ненароком, по пьяни или, там, после секса?

— Я вам серьезно говорю, — устало покачала головой Маргарита. — Я ничего не знаю о нем и его делах. Кто я ему такая, чтобы он со мной лясы точил? Отработала — до свиданья, — и тут же она демонстративно посмотрела на часы. — Слушайте, это вообще надолго? Я на шейпинг хожу. Мне нужно форму поддерживать… если вы понимаете.

Матвеев понимающе заулыбался.

— Конечно. Как без этого. Кстати. Вы в курсе, что держать себя в отличной форме помогает йога? — он ловко выудил из кармана визитку и протянул Маргарите. — Вот, здесь сайт указан. Там очень дешево, а первый урок бесплатно.

Маргарита оторопело уставилась на Матвеева.

— А вы… точно из ментуры?

***

Криминалист включил переносную флуоресцентную лампу. От отражателя хлынул синий свет, заливая ультрафиолетом пол под ногами криминалиста.

— Что нашел? — снова спросил Туров.

— Сейчас сам увидишь.

Они находились в той части гаражей городского УВД, которая была застолблена за экспертно-криминалистическим отделом. Покореженные черные останки «Ситроена» Самохина стояли у стены, рядом с двумя другими — менее поврежденными — автомобилями, тоже присланными сюда на экспертизу.

— Идем сюда.

Криминалист натянул перчатку и поддел крышку багажника. Она медленно поползла вверх, сбрасывая с себя хлопья сажи — словно перхоть с головы. Эксперт направил луч лампы внутрь.

— Смотри.

Туров заглянул в багажник. Свет ультрафиолета выхватил металлическое днище багажника — его правую половину. На обуглившемся днище виднелись несколько бесформенных, словно тучки в ненастье, ярко-голубых пятен — одно размером с приличную тарелку, два других помельче — с блюдце.

Туров все понял.

— Только на полу?

— Угу. Пробы уже взяли. Не знаю, смогут группу определить или нет, у них спроси. — криминалист поковырял в носу. — Понимаешь, что это значит?

Туров вздохнул.

— Здесь перевозили труп.

— Не просто труп…

— То есть?

— Обрати внимание, — криминалист ткнул в сторону, где кривыми обугленными нитками лежали лохмотья неопределенного происхождения. — Это же багажник, то есть, здесь коврик был.

— И?

— Само собой, коврик сгорел полностью. После него какие-то сопли только остались, вот они. А все эти дела сквозь коврик протекли.

Туров нахмурился.

— То есть, кровь хлестала конкретно.

— Не то слово. Чтобы сквозь толстый коврик протекло, я не знаю, сколько там вытечь должно было. Литра полтора-два, не меньше. Так что тот, кого тут перевозили… над ним славно поработали.

— Черт, — хмуро вздохнул Туров. — Значит… значит, мокруха.

Туров поднялся на третий этаж управления. Из кабинета ему навстречу, натягивая куртку, выскочил Матвеев.

— О, вот он. Давай, пока, — Матвеев торопливо сунул ему свою ладонь для прощанья. — Мне на тренировку бежать. Но утром я пораньше приду и до развода успею обработать часть материалов из опорника.

— Лады, давай, до завтра.

Из открытой двери кабинета донесся саркастический скрип Савченко:

— Сифилис там не подцепи, тренер. Йога от сифилиса не помогает.

— А ты откуда знаешь? — хохотнул, парируя, Матвеев и убежал к лестнице.

Туров вошел в кабинет. Савченко сидел под светом настольной лампы — за окном уже темнело — и хмуро и без всякого интереса перелистывал бумаги по делам Самохина.

Туров вкратце пересказал новости от криминалистов. Савченко лишь пожал плечами — было видно, что ему плевать. Поэтому Туров, не говоря больше ни слова, просто налил себе кофе и тоже уселся за бумаги. Нужно было перелопатить целый ворох документов — им было необходимо понять, чем занимался Самохин за последние три года в опорнике — и попытаться найти в этом стогу сена (бумаг) ту самую заветную иголочку.

Савченко отодвинул бумаги. Какое-то время он просто сидел, глядя вникуда потухшим взглядом. Затем взял сигареты и, приоткрыв окно, закурил. Вечером опера курили прямо в кабинете, несмотря на запреты.

Изучая материалы, Туров покосился на него.

— Похмелье?

— Я не пил вчера, сказал же.

— Как знаешь.

Савченко не ответил. Туров наткнулся на знакомую фамилию в одном из рапортов Савченко годичной давности. Бормоча ее себе под нос, чтобы не забыть, разворошил бумаги в соседней — уже просмотренной — папке и удивительно быстро нашел нужную.

— Смотри-ка. Тут темка интересная. Самохин на одного алкаша уже трижды телегу катал за последние полгода. Сначала пытался привлечь его по 158-й{1}, потом по хулиганке, потом содержание притона. Но алкаш каждый раз соскакивал, потому что вот свежая бумажка. Жалоба соседей на того самого алкаша.

— Угу, — отозвался Савченко.

— Может, алкаш не стал ждать, когда Самохин попытается закрыть его в четвертый раз? Как думаешь?

Савченко только пожал плечами. Неодобрительно покосившись на него, Туров взял блокнот и выписал данные — ФИО, адрес, дату рождения — кандидата в подозреваемые.

— Пробить его нужно. Матвееву записку оставлю, пусть утром занимается.

Савченко затушил сигарету в банке, приспособленной под пепельницу.

— Сань.

— А?

— Пошли выпьем.

Туров одарил его долгим взглядом.

— Слушай… завязывай ты, а.

— Вчера я не пил, — буркнул Савченко. — Позавчера кстати тоже. С чем завязывай? Обрекай свои мысли в более, б… дь, связные словесные формы.

Сам Савченко обожал обрекать свои мысли в смесь излишне заумных формулировок и подзаборного мата.

— У нас работа.

— Я тебя умоляю, трудоголик, — поморщился Савченко. — У нас ни зацепок, ни даже трупа. ППСы и опера с земли город прочесывают. А эту кипу макулатуры ты хрен знает, когда разберешь.