весь июльский сад, все улицы этой деревни и разлетались по всему миру. После только что окончившейся страшной войны, откуда многие уже просто не вернулись.

…Теперь уже петухи кричали во все горло!

Утро туманом расстилалось над деревней.

Андрей открыл глаза и понял, что он в спальне один. Откуда-то из кухни раздавались голоса родителей Валентины, да звучал родной ее голос.

Голова болела.

Он нашел брошенные на стул брюки, оделся, и успокоившись, пошел на кухню.

Валентина посмотрела на него и сразу все поняла.

Андрей не стал ничего говорить.

– Давайте завтракать, – весело объявила Мария Ивановна.

Сели за стол. Андрей молчал. Напряжение повисло за столом.

– Мария Ивановна! – вдруг не кстати задал вопрос Андрей. – Вас на фронте ранило?

Мария Ивановна оторопело кивнула. Уж больно из другой жизни был этот вопрос.

– Ну, да.

– А куда?

Мария Ивановна вдруг вскинулась, заметалась, уронив лежащее на ее коленках полотенце, бросилась в прихожую.

– Сейчас капустки принесу, – пробормотала она.

Лицо Павла Владимировича застыло и ледяной не человеческой кровью!

– Пойдем, покурим, – сдержанным голосом пригласил он Андрея.

Валентина ничего не понимала:

– Эй! Вы куда все? А ну-ка вернитесь!

Павел Владимирович, едва выйдя на крыльцо, схватил, хоть и стар был, Андрея за шиворот и потащил за угол избы!

– Чего ты хочешь? – сжимая ворот его рубашки прошептал он.

Андрей хотел только узнать действительным ли был его сон. А узнать он мог только одним вопросом.

– Мария Ивановна ведь не могла родить? – прохрипел он, не пытаясь освободиться от сжимающего шею ворота.

– Тебе зачем? – зло спросил зятя Павел Владимирович.

Андрей объяснил.

Павел Владимирович, казалось, успокоился, но поднес к носу Андрея кулак.

– Это остается только между нами.

Андрей уже обо всем догадался.

– Можете не беспокоиться. И даже можете не говорить!

– Да, не могла родить. – Павел Владимирович наконец закурил, успокоился. И помолчав, закончил:

– Валю мы взяли из детского дома. Было ей полгода где-то. Родители, как у многих, погибли. Долгие годы ждали, что кто-то из родственников проявится. Ну, что уж теперь!-и яростно закончил:

– Наша она дочка! – и опять поднес кулак к носу Андрея: – Понял?

– Понял, – сказал Андрей.

Ему было все равно. Понял он другое. Что от своей беды не избавится он никогда!

… – Ну, что? – спросила Валентина, когда они после завтрака вышли прогуляться в поле.

Дочка осталась с бабушкой, собирать снесенные за ночь курами яйца.

– Да, Пал Владимирович рассказал про их первый год в этом доме после войны. Все совпало!

– С тем, что было во сне?

– Да! И про лагерь русских военнопленных, который здесь был во время войны.

– Он же его видел?

– Я видел!

Андрей не соврал. Лагерь он тоже видел во сне. Расстрелы, и то, как обученные овчарки рвали упавших пленных на куски мельком, эпизодами, но видел.

– Валь! Я не знаю, что делать? – Андрей уткнулся жене в плечо.

– Представляешь, приезжаем в какой-нибудь дом, например, к друзьям, и я увижу, что в подвале зарыт труп, который они когда-то убили!

– Ты уже с ума сходишь! Ты о каких друзьях говоришь?

– Я не знаю. Я к примеру говорю! – Или выросшая их дочь, пойдет с дискотеки домой, а я увижу, как она в этот вечер сексом занималась!

– О, господи! – взорвалась Валентина! – Прекрати немедленно! Я с тобой сама с ума сойду!

– Валь, – тихо и уже обреченно сказал Андрей, – я не хочу ничего знать, не хочу знать о том, что было здесь в чужой жизни! Ничего не хочу! Я хочу вернуться к той жизни, которая была!

… Прошел год.

… Осенний ветер в парке перекладывал с места на место спадающую, но еще сухую без дождей листву, по аллеям бродили, держась за руки редкие пары. Пуста была скамейка.

Андрей присел на одну из них.

Внезапно люди исчезли с аллеи. Стих ветер. И зажглись не яркие еще в сумерках фонари.

– Ангел! – позвал Андрей, и посмотрел на левое плечо.

Ангел сидел на своем месте.

– Я больше так не могу, – сказал Андрей. – Зачем ты тогда меня спас?

– Я должен был. Это моя работа.

– Сделай теперь что-нибудь! – попросил Андрей. – Я больше не вынесу!

Ангел пожал плечами.

– Ну, что я могу сделать?

– Чтобы ничего не было!

– Совсем ничего?

– Совсем.

– Ты точно этого хочешь?

– Я только этого и хочу.

Ангел опять пожал плечами и улетел.

***

Ночью Андрей умер, оторвался тромб.

-