Это, похоже, показалось Эмме забавным, и она подавила смешок. Наверное, это действительно было смешно, с учетом того, что мы везде были чужими, а уж здесь и подавно.

Поезд остановился, и двери распахнулись, скользнув в стороны. Эддисон глубоко втянул носом воздух. В вагон вошла ученого вида женщина в куртке. При виде нас она замерла с открытым ртом, а затем резко развернулась и поспешно вышла. Нет уж, увольте. Я ее не винил. Мы представляли собой странное зрелище – грязные, в одежде, много десятилетий назад вышедшей из моды, и к тому же забрызганной кровью. Наверное, глядя на нас, любой решил бы, что мы только что убили несчастного мужчину на лавке позади нас.

– Веди себя естественно, – фыркнула Эмма.

Эддисон снова повернулся к нам.

– Мы на правильном пути, – поведал он. – Мисс Королек и все остальные, вне всякого сомнения, тут побывали.

– Они не вышли на этой станции? – спросил я.

– Я не думаю. Но если я не учую их на следующей платформе, мы поймем, что заехали слишком далеко.

Двери захлопнулись, взвыли электродвигатели, и мы поехали дальше. Я подумал, что нам необходимо каким-то образом переодеться, и уже хотел поделиться этим соображением с Эммой, как вдруг она вздрогнула, как будто что-то вспомнив.

– Эддисон? – окликнула она пса. – Что случилось с Фионой и Клэр?

При упоминании их имен я ощутил, как меня обволакивает новая тошнотворная волна тревоги. В последний раз мы видели их в зверинце мисс Королек, где Фиона осталась вместе с Клэр, которая была слишком больна и не могла продолжить путешествие. Каул сказал нам, что побывал в зверинце и захватил девочек в плен. Но он также сказал нам, что Эддисон мертв, а значит, его словам верить нельзя.

– Ах, – мрачно покачал головой Эддисон. – Боюсь, что ничего утешительного я вам не скажу. Вынужден признаться, в глубине души я надеялся, что вы о них не спросите.

Кровь отлила от лица Эммы.

– Рассказывай, – прошептала она.

– Конечно, – вздохнул он. – Вскоре после того, как ваша группа ушла, в петлю вторглась банда тварей. Мы забросали их взрывающимися яйцами, после чего разбежались и спрятались. Старшая девушка, лохматая такая…

– Фиона, – кивнул я, ощущая, как бешено бьется мое сердце.

– Она прибегла к своему искусству, чтобы нас спрятать – среди деревьев и в выращенном ею подлеске. Мы так здорово в нем затаились, и нас совсем не было видно. Твари еще долго бы не смогли нас оттуда извлечь. Но они пустили газ и вынудили нас выйти на открытое место.

– Газ! – воскликнула Эмма. – Негодяи клялись больше никогда в жизни его не использовать!

– Выходит, они солгали, – заметил Эддисон.

Когда-то в одном из альбомов мисс Сапсан я видел фото такой атаки: похожие на призраков твари в масках с баллонами для дыхания спокойно стояли, распыляя в воздух тучи ядовитого газа. Хотя этот газ и не был смертельным, он причинял неимоверную боль, потому что горло и легкие начинали гореть огнем. Поговаривали также, что он запирает имбрин в их птичьих телах.

– Когда они нас окружили, – продолжал Эддисон, – нас начали допрашивать, требуя сообщить, где находится мисс Королек. Они перевернули ее башню вверх дном в поисках карт, дневников и я не знаю чего еще. Когда бедняжка Дердра попыталась их остановить, ее застрелили.

Перед моими глазами на мгновение возникла длинная морда эму-рафа – застенчивая, со щелью в зубах и очень милая. У меня внутри все оборвалось. Кто мог убить такое существо?

– Бог ты мой, это ужасно, – пробормотал я.

– Ужасно, – легко согласилась Эмма. – А девочки?

– Малышку схватили твари, – ответил Эддисон. – А вторая… она начала сопротивляться, вся эта потасовка происходила у самого края утеса, и она упала.

Я моргнул:

– Что?

На мгновение передо мной все расплылось, но в следующую секунду мир снова обрел отчетливые очертания.

Эмма напряглась, но, глядя на нее, было совершенно невозможно определить, что она чувствует.

– Что значит упала? С какой высоты?

– Это была настоящая пропасть, обрыв не меньше тысячи футов высотой. – Его мясистые щеки горестно обмякли. – Мне очень жаль.

Я тяжело опустился на лавку. Эмма осталась стоять, стискивая опору с такой силой, что даже костяшки ее пальцев побелели.

– Нет, – решительно заявила она. – Нет, этого не может быть. Возможно, она за что-нибудь ухватилась, пока летела вниз. За ветку или уступ…

Эддисон уткнулся взглядом в заплеванный жвачками пол.

– Это возможно.

– Или деревья внизу смягчили ее падение, подхватив, как сетью. Она ведь умеет с ними разговаривать.

– Да, – кивнул он. – Надежда сохраняется всегда.

Я попытался представить себе, как может смягчить подобное падение колючая сосна. Мне это представлялось невозможным. Я видел, как угасает крошечный огонек надежды, который старалась разжечь Эмма. Затем ее ноги начали дрожать, она выпустила опору и тяжело села на сиденье рядом со мной.

Она подняла на Эддисона глаза, полные слез.

– Я тебе очень сочувствую.

– Я тебе тоже, – кивнул он.

– Ничего этого не произошло бы, если бы мисс Сапсан была с нами, – прошептала она.

Затем она тихо опустила голову и начала плакать.

Я хотел ее обнять, но мне казалось, что тем самым я вторгнусь в ее горе, предъявив на него права, в то время как в действительности оно принадлежало только ей. Поэтому я просто сидел рядом, глядя на свои руки, позволив ей оплакивать свою утрату. Эддисон отвернулся. Думаю, отчасти из уважения к Эмме, отчасти потому, что мы приближались к следующей станции.

Двери распахнулись. Эддисон высунул голову в окно, понюхал воздух на платформе, зарычал на кого-то, кто хотел войти в наш вагон, затем вернулся к нам. К тому времени, когда двери снова закрылись, Эмма подняла голову и вытерла слезы.

Я сжал ее пальцы.

– Ты в порядке? – спросил я, сожалея о том, что не знаю, что еще ей сказать.

– Я должна быть в порядке, верно? – ответила она. – Ради тех, кто еще жив.

Легкость, с которой она сумела отодвинуть в сторону свою боль, кому-то могла бы показаться бездушием, но я уже знал ее достаточно хорошо для того, чтобы понять. У нее было сердце размером с Францию, и тех немногих счастливчиков, которых она в него впускала, она любила каждой его клеточкой. Но размеры этого сердца представляли опасность для нее самой. Если бы она позволяла ему чувствовать все без исключения, оно бы не выдержало. Поэтому ей приходилось его укрощать, утихомиривать, заставлять молчать. Самые мучительные страдания она отправляла на стремительно заполняющийся болью остров, куда ей также предстояло однажды отправиться навсегда.