Все дело было в том, что по тому самому древнему закону первым наследником считался первый же ребенок в царском роду — будь то мальчик или девочка. Но взойти на трон, как сказано, могли лишь царь с царицей вместе. Они, как две стороны одной монеты, должны были уравновешивать друг друга — и правили страной вместе, как равные. На всех законах и указах непременно должны были стоять две подписи. При этом муж или жена наследника или наследницы могли быть любого рода — хоть боярского, хоть крестьянского. Лишь бы старшие в царском роду тот брак благословили.

Многие, между прочим, полагали древний закон основой стабильности в стране. Ведь в иных государствах как? Наследует трон старший сын, и все тут. А если старшенький негодящий вовсе али сущеглупый какой попадется? Всякое ведь бывает!

В Тридевятом это решалось просто. Прежде всего для того и нужно было родительское благословение — чтобы мужа или жену наследнику по уму выбрать, а не только по сердцу. Хотя и по сердцу, конечно, тоже. Потому что если в царской семье меж мужем и женой неладно — то и в стране лада не будет. Но если наследник излишне порывист — жена его должна быть мудрой и рассудительной. Если наследница слишком мягка — муж ее должен быть тверд и решителен.

Если же первый наследник вовсе выйдет негодящим, так ему до поры и не давали разрешения на брак — тогда трон наследовал второй или третий ребенок в семье, а то и племянник какой, тот, что первым найдет подходящую пару, которую благословят царь с царицей. Тот же, кто вступал в брак без такого благословения, и вовсе терял права на престол.

А когда царь или царица умирали, оставшийся без пары соправитель считался уже лишь хранителем венца — до восшествия на престол новых царя с царицей. Если наследник или наследница к тому времени уже вошли в возраст и вступили в благословленный брак, то и власть им по обычаю переходила сразу, а вдовый отец или мать лишь помогали им на первых порах с делами справиться.

Вот только в этот раз недоброе вышло. Царица Анна, принявшая престол своих предков вместе с благословленным мужем, погибла совсем молодой — Альке, единственной наследнице, тогда едва годик исполнился. Царь Игнат, любивший супругу пуще жизни, остался хранить трон для дочери. Алька точно знала — не появись в их семье Наина, все шло бы так, как заведено предками. Но Наина появилась и стала частью семьи…

…Когда Альке было пятнадцать, батюшка тяжко заболел. Тогда-то спешно вызвали из академии Наину, учившуюся на втором курсе — на колдовском факультете, конечно. И при свидетелях-боярах Игнат передал царский венец на хранение ведьме-недоучке.

После его смерти-то все увидели наконец настоящее Наинино лицо. Только поздно было…

— Так, может, ей просто тот жених не нравится? — прервал затянувшееся молчание Светик и тут же смутился под взглядом вскинувшейся царевны. — Ну, то есть, может, она думает, что из него царь не выйдет? Или…

— Он мне должен нравиться! — обиделась Алька. — Никогда в Тридевятом наследников не неволили! И потом, чего это не выйдет-то? Он, между прочим, и в академии на факультете управления учился. И рода он самого лучшего. И батюшке он нравился.

— А сколько ему лет тогда было? — как бы невзначай спросил Ратмир. — Елисею твоему? Когда батюшке нравился.

— Да какая разница?!

— Ты погоди, царевна, — размеренно прервал ее Савелий. — Ты нам вот что скажи. Вот сбежала ты. А дальше-то что делать думаешь?

— Ну… — честно говоря, планировать что-то далеко вперед Алька не умела и не любила, а действовать всегда предпочитала по обстоятельствам. Может, и появилась-то у нее эта привычка в пику Наине — та, напротив, всегда все на несколько шагов вперед рассчитывала. — Вот, я сбежала. На свободе теперь. Теперь меня Елисей найдет… а там… ну… надо, чтобы она нас благословила все-таки. Может, мы народное восстание поднимем? Меня теперь хоть народ узнает. И тогда… Или… Вы, главное, не выдавайте меня, вот Елисей придет, он непременно что-нибудь придумает…

— Так. — Михайла снова одним веским словом заставил ее замолчать. — Разобраться тут надо. С одной стороны…

— Да чего тут… — Алька снова вскинулась, набрала в легкие побольше воздуха, подскочила, забыв даже о натруженных своих ногах, и возмущенным взглядом обвела богатырей. Да только, наткнувшись на ответный, пристальный и недобрый взгляд колдуна Ратмира — глаза в глаза — вдруг споткнулась на полуслове, да так и замерла с открытым ртом.

— Спать, — коротко приказал маг без диплома. И царевна рухнула мешком — Светик, снова случившийся ближе всех, едва успел ее подхватить, чтобы вовсе на пол через лавку не перевалилась.

* * *

— Свет мой, зеркальце, скажи… — тон был обманчиво-ласковым: правительница Наина Гавриловна, только что прочитавшая пришедшую с птицей весточку из академии, смотрела в зеркало с нескрываемой яростью. — Где эта мерзавка?!

— Понятия не имею, — зевнуло ее отражение. — Она твой подарок в окно выбросила. И ни одного зеркала рядом!

— Так-то лучше, — ровно продолжил Ратмир. — Теперь и спокойно обсудить можно.

Михайла бросил на него взгляд — не то чтобы одобрительный, но понимающий, и спустя мгновение кивнул. Светик тем временем с пыхтением отволок беспробудно спящую царевну на уже привычное ложе — его собственную кровать — и вернулся за общий стол.

— Итак, — заново начал Михайла, — есть у нас тут царевна. С одной стороны, и впрямь — не дело. Наследница ведь. По всем законам и обычаям — пора бы правительнице Наине трон ей уступить. С другой…

— Видели мы ту наследницу, — холодно усмехнулся Ратмир. — Куда ей страной-то править?

— А что, — нахмурился Акмаль, — хорошая девушка. Ну, молодая, может, наивная еще. Так никто старым не рождается. Оботрется. По праву-то, выходит, не Наинино это место. Пора и честь знать. Наине самой-то немногим больше было, когда царь Игнат помер. Ничего, три года страну держала — да одна, без всякого мужа.

— А присягу воинскую мы Наине Гавриловне давали, — задумчиво произнес Михайла. — Не наше это вообще-то дело — решать, кто на троне сидеть должен.

— Вообще-то в присяге было сказано еще “во благо Тридевятого царства и во соблюдение законов его…” — негромко возразил Анжей. — А закон-то, похоже, на Алевтининой стороне. А еще я слыхал, будто и впрямь Наиной-то не все довольны. Налоги в последнее время вдруг поднялись…

— Ты что думаешь? И ты? — Михайла посмотрел прямо Олешека, а затем на Светика, и оба разом опустили глаза.

— Она красивая, — невпопад ляпнул юный Святослав и тут же засмущался. — То есть, я хотел сказать, хорошая же царица будет! Настоящая. И впрямь ведь дочка-то родная единственная, и по праву… — ученик запнулся, стушевался окончательно и замолк.

Олешек вздохнул.

— В наших краях, — тяжко, с расстановкой, начал он, — правителя иначе выбирают. Кто из сыновей докажет, что сильнее, что сможет всех в кулаке держать — тот и будет наследником…