Лунин вспомнил лицо Китайца, толчок в спину, но смолчал. Говорить об этом не хотелось.

– У тебя бинт есть? – поинтересовался он, вспомнив, что обязан заботиться о личном составе.

– Да откуда, елы? – пожал плечами дхар. – Я ведь не аптека! Ниче, отдышусь – и двинем.

– Кровь… – начал было Николай, но Фрол перебил его:

– Не пропаду. На мне, елы, заживет, как на собаке. Уже почти перестало.

Келюс решил не спорить и вновь огляделся по сторонам. Метрах в десяти возле самой стены несколько человек возились вокруг кого-то неподвижного. По тому, как они суетились, Лунин понял: помощь уже опоздала. Он кашлянул, пробуя голос, и крикнул:

– Эй, сюда! Здесь раненый! Скорее!

От группы отделился офицер в маскхалате. Увидев Фрола, он растерянно произнес «ага» и достал из кармана индивидуальный пакет.

– Не надо, – буркнул дхар, вставая. – Носилки ищи, командир, – парень башкой ударился. Я сам доберусь.

Николай попытался было возразить, но волна боли вновь захлестнула его

– пришлось закусить губу, чтоб удержать крик. Офицер исчез, но через минуту вернулся вместе с несколькими добровольцами в штатском. Откуда-то появились носилки, и, пока Келюса укладывали на них, боль озверела, начав пульсировать так, что глаза застлала желтая пелена. Лунин услыхал, как Фрол отказывается ложиться на носилки, уверяя, что дойдет сам. Затем Николая подняли и понесли в противоположную от места боя сторону мимо неподвижно лежавшего у стены человека. Келюс скосил глаза и увидел парня в синей куртке. Несмотря на залитое кровью лицо, Лунин сразу узнал его. Похоже, эта ночь оказалась несчастливой для всех, кто охранял странную дверь на восьмом этаже Белого Дома.

Окончательно Николай пришел в себя в каком-то коридоре. Он лежал на матраце, рядом, тоже на матраце, сидел Фрол, левая рука которого висела на перевязи, а перед ним расположился старик в белом халате. Он неторопливо водил ладонями над плечом Фрола, что-то тихо приговаривая.

– «Экстрасенс», – решил Келюс, и ему стало интересно. Экстрасенсов он встречал часто, но в больницах сталкиваться с ними еще не приходилось. Лунин прислушался, но ничего не понял: старик говорил на совершенно непонятном языке. Николай, овладевший в университете джентльменским набором историка – английским, французским со словарем и латынью в избранных цитатах, – все же мог поручиться, что слова не принадлежали ни одному из европейских языков. И тут, к изумлению Келюса, Фрол ответил на том же наречии, засмеялся и начал что-то рассказывать. Слова казались чем-то знакомыми, но совершенно непонятными. Но услышав нечто вроде «дхар-ат гел асни гха», Лунин наконец, догадался:

– А, дхары всех стран! – произнес он, приподнимаясь и пытаясь сесть. Голова по-прежнему болела, но двигаться было все же можно.

– Наше вам мерси! – с достоинством ответствовал Фрол. Доктор – человек в халате был, без сомнения, доктором, – повернулся и с интересом взглянул на Николая.

Келюса подмывало спросить: «Доктор, доктор, я умру?», – но тут ему вновь стало худо. Пришлось опуститься на матрац, в голове пульсировала боль, к горлу подступила тошнота. Доктор сочувственно посмотрел на Лунина, покачал головой и медленно провел ладонью над его лицом. Николай ощутил, как боль сразу утихла и отступила. Он снова мог вздохнуть полной грудью.

– Ничего, воин Николай, – произнес старик, неспешно водя руками над его головой. – Сейчас пройдет…

Келюс хотел спросить, не сотрясение ли у него, но заколебался, не зная, как обращаться к старику. Доктор не походил на обычного врача из районной больницы – издерганного, с пустыми глазами. Лицо старика явно отличалось от физиономии замученного жизнью терапевта: большие, близко сидящие глаза почти не мигая смотрели из-под седых бровей, небольшая русая бородка была аккуратно подстрижена, а главное – в старике чувствовалось что-то особенное, иногда называемое «порода». «Эмигрант, что ли», – мельком подумал Лунин и как можно непринужденно произнес:

– Профессор, что у меня с э-э-э… черепушкой?

Старик улыбнулся, и Николай вдруг понял, что неизвестный врач очень стар, может даже старше его деда-большевика.

– Цел ваш сосуд скудельный. Однако же удар был преизряден, посему главою зря не вертите и в речах обильны не будьте. А профессором меня величать не по чину, да и мирское это. Зовите, ежели охота станет, Варфоломеем Кирилловичем… Лежите смирно, воин Николай, черепушка ваша покоя просит…

– Но мы победили? – Келюс разом вспомнил все случившееся за эти часы. Он так и не понял, кому задал свой вопрос, а потому не удивился, услыхав два ответа:

– Но пасаран, Француз! – Фрол показал правой – нераненой – рукой знак «V». – Отбились, язви в карету! Теперь не сунутся!

– Сила победила силу, – задумчиво произнес старик, отвечая то ли Лунину, то ли собственным мыслям. – И ко благу ли сие, покуда неведомо…

– Варфоломей Кириллович, вы что, толстовец? – поразился Келюс и даже привстал с матраца.

– Учение графа Толстого, воин Николай, – серьезно ответил старик, продолжая водить ладонями над лицом Лунина, – не сводится отнюдь к подставлению левой щеки вслед за правой. Оно глубоко и весьма нравственно. Однако же одобрить его не могу, ибо в основе оно нецерковно, а посему – неплодотворно. Что же касаемо победы, то тут воин Фроат прав. Сегодня все кончится. Во всяком случае – пока…

– А откуда вы дхарский знаете? – не унимался Келюс, сообразив, что старик назвал Фрола его настоящим именем.

– Сие нетрудно, – Варфоломей Кириллович твердой рукой остановил приподнявшегося было Лунина на матрац. – Друг мой отец Степан служил в земле Пермской и Югорской, что ныне Коми-республикой прозывается. Он часто писал мне о дхарах. Заинтересовался ими и я, грешный. Язык их непростой, но не труднее прочих…

«Ну, конечно! – осенило Келюса. – Он же священник, бином! Как же я сразу не понял!»

Он хотел было спросить и об этом, но как-то не решился. Между тем Варфоломей Кириллович завершив, вероятно, сеанс лечения, велел «воинам Фроату и Николаю» лежать смирно и куда-то удалился.

– Серьезный дед, – прокомментировал дхар, затем, перейдя на шепот, добавил: – Пока не вернулся, скажу… Слышь, Француз, а ведь тебя под бээмпэ пихнули. Свои, елы!

– Знаю, – так же тихо ответил Лунин. – Китаец… Он, наверное, и того парня, что у стены… Помнишь?

– Ну, гад! – скрипнул зубами Фрол. – Добраться бы…

Николай пожал плечами. В то, что до Китайца легко добраться, не верилось. Скорее, верилось в противоположное.

В коридоре зашелестели шаги. К молодым людям приблизилась стайка девиц в белых халатах, сопровождаемая пожилым врачом со стетоскопом в нагрудном кармане. И тут Келюс окончательно уверился – Варфоломей Кириллович – не врач или, по крайней мере, не совсем обычный врач. Во всяком случае, медсестры и служитель Эскулапа так и не смогли объяснить, кто же оказал Лунину и Фролу первую помощь. По мнению доктора со стетоскопом, ночью в горячке боя вместо медпункта их отнесли в этот коридор, и кто-то, не из числа врачей Белого Дома, пытался их лечить. При этом доктор то и дело поглядывал на окровавленную рубашку Фрола и качал головой, из чего со всей очевидностью следовало, что с огнестрельными ранениями он сталкивается далеко не каждый день…