Улицы в этот час были уже не так забиты, как ранним утром. Движение, впрочем, по всему городу стабильно держалось в состоянии «затрудненное». Стояла влажная духота, и если солнце не могло повсеместно пробиться ко дну улиц-ущелий, зажатых между шестидесяти-семидесятиэтажными небоскребами, то уж липкая духота царствовала здесь, как у себя дома. Стас включил радиолу, дав возможность цинику Халли заполнить тишину эфира неподражаемым музыкальным сопровождением, какое невозможно было найти ни на государственных радиоканалах, ни в музыкальных магазинах, ни даже у распространителей нелегальщины. Казалось, песни и исполнители, которые ставил этот неуловимый радиопреступник, существуют только в его коллекции. Радио «Хоспис» было запрещено минимум тремя приказами, его диджея разыскивала полиция, лично губернатор посвятил однажды воскресную речь пагубному влиянию некоторых так называемых культурных продуктов, в числе которых, помимо прочих, указал несколько мультипликационных сериалов, фривольные постановки театра AnigaV и радио «Хоспис». Немудрено, что аудитория старины Халли составляла едва ли не 70% от общего числа слушателей. Стас с друзьями любили по пятницам распивать в «Долине» под пронесенный втихаря транзистор, слушая музыку, которую не крутило ни одно другое радио, сальные шуточки Халли о властях предержащих и общей обстановке в городе и преподносимые в неожиданном ракурсе новости.

Но сегодня Стас никак не мог сосредоточиться на голосе диджея. В нем то и дело раздувалась волна раздражения на все вокруг и на себя в центре всего. Его «Студебеккер» трижды замирал на долгое время: дважды у новых бестолковых светофоров в четыре цвета и один раз на железнодорожном переезде. По рельсам раздражающе неторопливо прогрохотал состав из открытых вагонов с какой-то техникой, укутанной в брезентовые чехлы. Зигмундштрассе перегородили, заставив плотный поток автомобилей двигаться неудобным объездным маршрутом через набережную Гете и площадь Иосифа. В конце концов оказалось, что за неделю произошло еще одно изменение: закрытый для частного транспорта диаметр центра города увеличили еще на две улицы. А Стас забыл дома пропуск. Пришлось искать новую стоянку, и, естественно, ближайшие оказались забиты под завязку, а там, где места еще оставались, драли три шкуры. Наконец, когда нагловатый пролетарий из охранников выставил цену в четыре кредита за полдня, Стас решил спустить псов, выхватил из внутреннего кармана значок и с удовольствием трижды лупцанул им наглого обиралу по лбу. Разумеется, место сразу же нашлось, причем за стандартную цену, и даже чек был выписан по всем правилам.

В Управлении Стас появился в одиннадцать, прошел пустым прохладным вестибюлем к лифтам, поднялся под бравурную музыку на третий этаж. И первое, чем был встречен, – это холодный взгляд Гейгера.

– Бекчетов?

– Да.

– Мне сказали, что в связи с личными причинами вы появитесь только завтра.

– Личные причины – это похороны отца. Я решил выйти сегодня.

Гейгер отвернулся к бумагам.

– В таком случае не стоило опаздывать на три часа, детектив.

– Я…

– Бумаги по делу на стенде. Через час общее собрание группы. Буду благодарен, если вы не станете меня сейчас отвлекать.

Вот и все. Марк Гейгер, сукин сын и начальник Стаса на ближайшие дни.

* * *

Из бумаг по делу ничего нового для себя Стас не вытянул. В течение недели некий снайпер убил шестерых человек в разных регионах подконтрольной человеку территории. На первый взгляд никакой системы по точкам убийств не наблюдалось. Преступник использовал разрывные патроны, снабженные микрокапсулами с мощной кислотой TTN-2. Благодаря этому установить личности пятерых жертв не удалось. Гибель шестого видела супруга убитого, она и вызвала полицию. Погибший – Хаим Брускин, польский еврей, инженер небольшой компании, специализирующейся на заказных автомобильных двигателях. Ничего примечательного. Мирный обыватель из яйцеголовых, слегка не от мира сего, хобби – домашняя кулинария. Жена утверждает, что врагов у покойного не было. На работе Брускин был тише воды, ниже травы, исполнительнее осла, да к тому же и нетребователен. Идеальный раб. Последний раз ему поднимали зарплату два года назад, за это время инфляция съела ее на 30%, а руководство примерно на столько же увеличило обязанности Брускина. Но он работал и не роптал. Может, за это его и вальнул придурок с оптическим прицелом. Чтоб убрать из мира эту пародию на идеал. Пули были самопальными, но специалисты считают, что преступник использовал старую, снятую с производства модель снайперской винтовки «Сузуки». Что, в общем, тоже ни о чем не говорило. Может быть, убийца был старым солдатом, сохранившим сувенир со времен войны и не поставившим винтовку на учет согласно указу десятилетней давности, а может быть, юным кретином-школьником, еле насобиравшим денег со школьных обедов на этот допотопный агрегат. Впрочем, Стас отдавал себе отчет в том, что при его мизерном в этой теме опыте время для выводов еще не настало. Прежде всего нужно будет внимательно слушать то, что выскажут старшие детективы и особенно Гейгер, который на таких делах собаку съел. В конце концов, и это Стас тоже понимал, его причислили к группе в качестве черной рабочей силы. Грязная работа, слежка, засады, наблюдения, принеси то, передай это, выясни вот то. Все с этого начинали. И не важно, что ему уже, собственно, поздно начинать. Практически все его поколение живет с опозданием. Так уж судьба распорядилась.

Разобравшись с бумагами, Стас нашел стол со своей табличкой. Кто-то уже перенес сюда все его вещи, включая фотографию отца… Это был старый, слегка уже посветлевший краями снимок – кусок другого времени: Анатоль Бекчетов был в мундире дворянского научного общества, а Стас – в форме гардемарина первого года обучения… Вдруг навалилась невероятная усталость. Эмоции порой выжимают человека сильнее физического труда. А усилия, которые человек прикладывает для того, чтоб эти эмоции подавить, тем более. Стас снял пиджак, повесил его на спинку стула, огляделся и нашел глазами кофейник.

Стас наполнил стакан, вышел на лестничную площадку. Через минуту по лестнице спустился старший детектив Югира, также приписанный к группе Гейгера. Он был похож на яйцеголового: худой, низкорослый, к тому же на носу сидели очки с такими диоптриями, что, казалось, эти раскосые глаза просто не могут уместиться на черепе.

– Слышал о твоем отце, – сказал Югира, – мне очень жаль.

– Вы его знали? – спросил Стас.

– Нет, но я читал все его работы. В свое время я работал в одной из групп экспансии… Однако мне не пришлось с ним встречаться. Я бывал в штабе экспедиций, но ваш отец не был кабинетным человеком.

– Да… – Стас понял, что не знает, о чем еще сказать, да и не хотел развивать эту тему. – Вы тоже теперь в группе Ублюдка?

– Да, подал рапорт, как только узнал об этом деле.

Солнце преломлялось стеклами окна и заставляло дым плясать в своих объятиях. Где-то ниже этажом громко хлопнула дверь, процокали каблуки и затихли.

– Пожалуй, сделаю себе тоже кофе. – Югира поклонился и вошел в аудиторию, отданную группе Гейгера.