— А сейчас он где?

— Умер. Разбился на обледенелой дороге.

Дэниел замолчал. Эннели отрезала две полоски пластыря и закрепила повязку.

— Вот так. Я не доктор, конечно, но думаю, ты выживешь.

— Постараюсь, — промычала Долли в подушку.

— Пойду найду тебе трусы, чтоб повязка лучше держалась, — Эннели погладила Долли по здоровой ягодице и пошла к комоду.

Дэниел подошел к кровати, положил ладошку на спину Долли и тоже ласково погладил ее. Долли высунула нос из подушки, улыбнулась ему. На глаза ей наворачивались слезы.

— Черт, ты просто нечто, — всхлипнула она и тихо заплакала.

Утром, когда они сели завтракать, над домом пролетел маленький голубой самолет.

— Это по мою душу, — сказала Долли. — Должен что-нибудь выбросить на следующем витке.

Эннели вышла на улицу. Впереди скакал Дэниел. Прикрыв глаза от низкого утреннего солнца, они смотрели, как самолет медленно накренился влево и снова пролетел над землей. Из него выпала серебристая коробочка — попрыгала вдоль дороги, покатилась и наконец замерла рядом с автомобилем.

— Классно прицелился! — воскликнул Дэниел. Эннели подняла коробочку и протянула ему.

— Отнеси домой, отдай Долли.

В кухне они вместе прочли записку: «Т1У1142400. Пляж. Пешком. Без М».

— Надеюсь, ты понимаешь, о чем речь, — сказала Эннели. — У меня нет ключа к этому шифру.

— Трасса 1, указатель 114, в 24 часа ровно, — расшифровала Долли. — То есть в полночь. Встреча на пляже. Прийти пешком. «Без М» значит «без машин». Далеко пляж отсюда?

— Мили две, самое большее час идти. Тут есть старая тропинка. Но она только до трассы. Как расположены указатели, я не знаю.

— Сто четырнадцатый наверняка рядом с тропинкой. Думаю, мне лучше выйти в десять. У тебя есть лишний фонарик?

— Я с тобой прогуляюсь. Мы часто туда ходим — за рыбой и морскими ушками.

Долли посмотрела на Дэниела.

— Я понесу его, — сказала Эннели. — В специальной детской переноске, вроде рюкзачка.

— Так здорово! — сказал мальчик.

— Нет, в самом деле, не стоит. Если кого-то поймают со мной в последнюю минуту…

— Я ничего не расскажу! — с жаром убеждал ее Дэниел. — Никогда, никогда!

Рассмеявшись, Долли взъерошила ему волосы.

— В этом я не сомневалась. У тебя такое лицо, парень, что ты никогда не сможешь его уронить. Но я не хочу, чтобы вас взяли в заложники.

— Что значит «в заложники»?

— Полиция схватит, чтобы обменять вас на меня.

— Я не буду меняться, — решительно сказал Дэниел.

— А я буду. Поэтому вы с мамой остаетесь здесь.

Долли ушла без пяти десять. Эннели с Дэниелом проводили ее до конца сада, где начиналась тропинка. Она взяла с собой старую сумку, где лежали сэндвич, остаток марлевых повязок, запасные батарейки и лампочка для фонарика. У последних деревьев Долли подняла Дэниела на руки, покружила, словно вальсируя. Быстро обнялась с Эннели.

— Спасибо за помощь, за теплый прием. Вы классные, вы оба настоящие люди, — Долли глубоко вдохнула ночной октябрьский воздух. — Черт, — вздохнула она, — как же это здорово — быть свободной!

— Так держать. Продолжай в том же духе! — сказала Эннели.

Взявшись за руки, они с Дэниелом смотрели, как Долли, слегка прихрамывая, спускается по тропинке к пляжу.

Вскоре после пятого дня рождения Дэниела Эннели посадила его рядом и рассказала о школе, стараясь как можно лучше объяснить ее преимущества и недостатки. Выбор она предоставила сыну. Он думал всего секунду.

— Не, — сказал Дэниел, — фигня эта школа.

Однако, оставшись без общего образования, он рос вовсе не похожим на неуча. Эннели, которая сама была прекрасной ученицей, пока не потеряла родителей, к пяти годам уже научила его читать. Приезжая в город за покупками, они много времени проводили в библиотеке, где Дэниел выбирал книги для чтения — и всегда хотел точно знать, когда они приедут за следующей порцией. Читал он много, но бессистемно, устойчивый интерес сохранялся только к животным и звездам. В девять лет Дэниел попросил большой цветной плакат с туманностью Конская Голова. Под этим плакатом он проводил иногда целые дни, читая Эннели лекции о природе и загадках газо-пылевых образований. Она еще ни разу не видела его таким увлеченным.

— Спорим, я знаю, почему тебе так нравится Конская Голова? — спросила она.

— На что спорим?

Эннели заключала пари, только желая понять, о чем думает сын. Дэниелу нравились игровые ситуации.

— Кто проиграет, моет вечером посуду.

— Идет. Почему она мне так нравится?

— Потому что она очень красивая.

— Не-а.

— Тогда почему?

— Мне нравится Конская Голова, — сказал он, — потому что она такая огромная, что больше нее я уже ничего не могу себе представить.

— Именно это я имела в виду, когда сказала «очень красивая», — слукавила Эннели.

— Неправда, — заявил мальчик, — раз так, тебе мыть тарелки еще и после завтрака — за то, что хотела сжульничать.

Как большинство учителей, Эннели училась вместе со своим подопечным. Каждый Новый год они выбирали какой-нибудь предмет, который будут изучать. В один год горы и камни, в другой — хищные птицы. Год, посвященный метеорологии, был самым интересным. Каждый вечер они клали в кувшин запечатанные бумажки с прогнозами на завтра, а на следующий день после обеда доставали их и читали, будто предсказания в печеньях. Сравнительная точность прогнозов и метеорологические данные за день отмечались в специальной таблице, которая к зимнему солнцестоянию занимала целую стену. На следующий Новый год, за несколько минут до полуночи, они торжественно сняли ее, скатали в рулон, перевязали голубой ленточкой и положили на хранение в футляр для удочек — как ценный свиток.

Самым сложным для обоих был растительный мир. Дэниел с Эннели старались как могли, но предмет оказался слишком обширным. Стол в большой комнате был завален образцами растений и потрепанными справочниками. Освоить полевые цветы и деревья оказалось довольно просто, гораздо труднее было с грибками, а с травами просто завал.

Как ни странно, отсутствие школьных занятий дало Дэниелу возможность учиться у самых разных учителей. Не все гости «надежного дома» хотели внести свой вклад в образование мальчика, но почти никто не мог устоять перед его любопытством и сообразительностью.

С Энни Крэшоу, известной специалисткой по подделке документов, он изучал каллиграфию. Сандра XY, богиня революций, учила его тонкому искусству смуты и устройства переворотов, всегда подчеркивая важность анализа системы в целом, поиска уязвимых мест, понимания взаимосвязей между элементами. Тонкость ее искусства была следствием приверженности к ненасильственным методам. Дэниел не вполне разделял это убеждение. Насилие он видел только в природе, и оно не вызывало у него ни восторга, ни отторжения. Насилие — просто часть жизни. «Правильно, — сказала Сандра, когда он стал настаивать на этом, — но до тех пор, пока ты питаешься теми, кого убиваешь».