доступными осмыслению — не в них ведь суть помощи; это даже не столько инструмент терапии, сколько способ уйти от подлинного контакта, включение проективных защит.

Что же обостряет и углубляет эротический перенос и пробуждает паттерны сексуализированного поведения?

Эротический перенос — это попытка повысить свою ценность/значимость для важной фигуры, если нет уверенности, что эта значимость может быть дарована в таких отношениях, как есть: уязвимых, таких, где клиент занимает место «младшей» фигуры и нуждается в помощи. Если есть опасения, что я, как нуждающийся, могу быть не в безопасности или имею меньше прав, или достоин меньшего уважения — возникает стремление поднять свою значимость, став для своего терапевта кем-то, кем терапевт захотел бы обладать.

Отношения подчиняются законам формирования и развития привязанности. Безопасная привязанность — основное условие для роста способностей личности.

«Развитие происходит спонтанно из точки покоя».

Это не так критично, когда речь о вторичных актуальных способностях, но в случае необходимости развития первичных способностей или структурных способностей личности (в логике ОПД-2), надежная привязанность — основа терапевтической стратегии.

Когда в отношениях со значимой фигурой привязанность становится тревожной и напряженной, это пробуждает разного рода реакции, направленные на поддержание отношений: можно сказать, что мы каким-то образом «цепляемся» или «цепляем» значимую фигуру, пытаемся взять ситуацию под контроль. Угроза привязанности — это стресс, и чем глубже травма привязанности в прошлом, тем больший стресс это вызывает и тем более яркие реакции он запускает. Угроза привязанности, таким образом — это фактор, влияющий на развитие переносных реакций.

Второй фактор — это травма насилия или травма сепарации в личной истории клиента. Главное следствие травмы — переживание невыносимого опыта беспомощности: настолько невыносимого, что он отщепляется в особое пространство — пространство травмы — и психика совершает множество усилий, чтобы не прикасаться к этому опыту, не переживать его… и тем не менее обречена рушиться в него снова и снова. Попытки взять под контроль максимальное количество обстоятельств жизни нередки для травмированного человека. Это относится и к стремлению контролировать отношения.

Соблазнять — значит контролировать; чувствовать, что ты делаешь что-то, чтобы отношения с этим человеком продолжались, чтобы человек был заинтересован в их продолжении. Соблазнять, очаровывать — значит играть активную роль, не позволяя себе снова оказаться беспомощной во власти другого человека.

Терапевтические отношения в начальной своей стадии всегда тревожны. А как будет дальше — зависит от того, как они будут складываться, насколько терапевт способен создавать устойчивость и безопасность, насколько он способен не сталкивать клиента с чрезмерной фрустрацией или тревогой, а также от того, как насколько тяжелый опыт отношений есть у самого клиента.

Процесс терапии это постепенный процесс изменений, иногда неочевидных и неожиданных. Для изменений необходимо уменьшить долю невротического контроля, «позволить чему-то происходить». Но если наша безопасность, ценность или привязанность оказываются под угрозой, контроль активируется.

Первой, естественно, реагирует часть личности, отвечающая за привязанность, через реакции детско-родительского переноса. Но что если, к тому же, в опыте клиентки/клиента есть представления о своей ценности через сексуальную привлекательность, если есть опыт сексуального использования или объективации? (то есть такие примерно концепции:

— «я чувствую, что я ценна/ценен, когда я сексуально привлекаю другого человека, чувствую его эротический интерес»,

— «я верю, что для сохранения отношений ключевую роль играет эротическое притяжение»,

— «я надеюсь, что человек, который заинтересован во мне сексуально, будет лучше заботиться обо мне»,

— «я научилась, что лучший способ выразить благодарность — это доставить человеку сексуальное удовольствие или удовлетворение»,

— «я чувствую вину и тревогу за отношения, если не приношу в них пользы — а единственное, что я могу внести, это романтическая и сексуальная подпитка партнера»

— и так далее).

Тогда поведение становится эротизированным.

В этом нет настоящей сексуальности — то есть стремления к собственному удовольствию. А есть поглощенность другим, проективная идентификация. «Я думаю, что тебе это нужно, а мне нужно не это, а нечто другое взамен… например, мне нужно, чтобы ты был со мной, чтобы ты заботился обо мне».

По сути, это точно такая же ситуация, когда ребенок, переживший сексуальные посягательства от одного взрослого, строит отношения с другим взрослым, уже как бы зная, чего этим взрослым от него нужно — и как будто проявляя послушание дать это в обмен на заботу и защиту.

Эротический перенос в терапии всегда отчаянно детский.

В нем нет никакого зрелого, взрослого «подлинного» сексуального желания… хотя временами сами клиенты готовы поклясться, что оно «честно-пречестно» есть. Это всегда — потребность в чем-то другом, для которой сексуальность выступает разменной монетой… в отсутствии привычки беречь эту уязвимую часть себя — ведь ее уже не берегли другие.

Отклик терапевта на это эротизированное предложение — если он не родительский, а тоже сексуализированный или романтический — даже если клиент втайне о нем мечтает, в реальности вызывает приступ растерянности, страха и вины, и становится триггером для погружения в пространство травмы (а механизмы защиты фигуры привязанности часто даже не дают связать ухудшение состояния с действиями или словами терапевта).

Еще раз повторимся.

Эротический перенос — это попытка повысить свою ценность/значимость для важной фигуры, если нет уверенности, что в «детской» роли эта значимость может быть получена.

Если есть страх, что я, как нуждающийся и «слабый», могу быть в опасности или имею меньше прав, или достоин меньшего уважения — возникает стремление поднять свою значимость, став для своего терапевта кем-то, кем терапевт захотел бы обладать.

Сильные переносные реакции = тревожная привязанность, развивающаяся в терапевтических отношениях.

* * *

[из интервью]

«Однажды я написала письмо своему психотерапевту — о том, как сильно я люблю его; о том, как много он для меня значит; и о том, что я испытываю к нему в том числе и эротические чувства, которые — я знаю — исчезнут со временем, и за которые мне перед ним неловко и я надеюсь, что они не доставляют ему беспокойства. Они пройдут, написала я, но сейчас они есть.

В ответ он тоже написал мне красивое письмо, о том, что он тронут. И что он тоже любит меня. И что ему грустно от того, что мои эротические чувства пройдут, ему бы этого не хотелось, хоть это и неизбежно.

Его ответ доставил мне ожидаемое удовольствие — и неожиданный приступ сильнейшей тревоги. „Любит — в каком смысле? Что именно — из всех видов любви — он имеет в виду? Любит — значит любуется, как родитель ребенком, или гордится как учитель