возле двери кареты. Он старается не смотреть в сторону Уилла. Слуга кладет мне в руки хлеб с сыром, завернутый в ткань, пока я выдавливаю из себя неловкое прощание. Он сжимает мою ладонь в безмолвном предостережении, оставляющем за собой сероватый след. Лошади бьют копытами по земле, и под их беспокойное фырканье я забираюсь в карету, и Уилл, которому уже не терпится поскорее уехать, стучит костяшками пальцев по стенке еще до того, как я успеваю занять свое место. Мы трогаемся. Стивенс, а вместе с ним и мощный кирпичный особняк, в котором я прожил, словно тень, большую часть своей жизни, исчезают из вида.

Глава третья

Лондон – драконий клад, полный королевского золота и британского колорита. Из окна кареты мне предстает унылый пейзаж, состоящий из разрушенных войной домов, разбитых окон и военных гарнизонов. Жуткое зрелище, но все равно лучше, чем вид того, кто сидит напротив меня.

– Какое расточительство. Война нас всех разорит, – отмечает Уилл. Это – его третья попытка завязать со мной разговор с тех пор, как мы уехали вместе этим утром, и я в который раз отвечаю ему утвердительным мычанием.

Его попытки познакомиться со мной поближе удивляют. Я думал, что охотник на ведьм, пусть и бывший, будет более суровым и что его будет тяготить груз его прошлой службы. Фрэнсис не оставил бы без внимания обаяние Уилла. Но я вырос, зная историю Стивенса. Его раны стали моими, и, даже если бы у меня была возможность, мне не хотелось бы забывать о том, что представляет собой Уилл. Я смотрю в окно, довольный тем, как он со вздохом смиряется с тишиной, повисшей между нами.

Через какое-то время карета останавливается возле обшарпанного постоялого двора в Cент-Олбансе. Солнце село, и меня пронизывают мощные порывы ветра, пока трактирщик не приглашает нас внутрь.

– Сначала мы поедим, – говорит Уилл, и слуга отводит нас в тихий уголок переполненной таверны.

– Это он, – слышу я, как трактирщик говорит одному из посетителей.

«Он», – повторяют гости, и я сутулюсь, пытаясь отогнать от себя эту волну всеобщего благоговения. Уилла, похоже, никак не задевает их перешептывание: он глотает внушительную порцию похлебки, приготовленной трактирщиком.

– Насколько хорошо ты знаешь латынь? – спрашивает он меня и снова набивает рот, после чего начинает нетерпеливо стучать пальцами по деревянной столешнице.

– Достаточно хорошо, – отвечаю я.

– Твой отец сказал мне, что ты немного разбираешься в законах. Учился в Мидл-Темпл?

Я делаю паузу.

– Кажется, мой отец меня немного переоценил. – Редкость с его стороны. Помимо учебы в Оксфорде, мое образование состояло из того, что я сопровождал Фрэнсиса во время его шатаний по городу или проверял папины финансовые отчеты.

Уиллу надоедает ждать, когда я еще что-нибудь скажу, и он решает разобрать письма. Окружающие проявляют к нему огромный интерес, но Уилл все так же невозмутим. Когда обладаешь властью, легко перестать обращать на нее внимание.

– Парламент! – выпаливаю я, глядя на печать на одном из писем.

– Любопытство – это ящик Пандоры, – делает он мне замечание, не отрывая взгляда от письма. – Это запрос.

Я выпрямляю спину, но, несмотря на риск, который это может за собой повлечь, не удерживаюсь от вопроса:

– Повторный?

Он кивает.

– Парламент просит моего содействия в возрождении комиссии по охоте на ведьм.

Должен ли я испытывать перед тобой благоговение или бояться? Я задаю себе этот вопрос, пока он пристально на меня смотрит. Вся моя жизнь была спектаклем. Я был лишь разными версиями себя, созданными, чтобы соответствовать ожиданиям моего отца. Срочно дайте мне реплики, иначе я пропал. Но выражение его лица – все еще настороженное, поэтому в попытке получить хоть какую-то подсказку я решаю дать ему максимально обтекаемый ответ:

– Сам король заявил несколько лет назад, что в Англии ведьм не осталось.

– Парламент не воспринимает слова короля всерьез, – возражает он. – Война – дорогостоящее мероприятие, и с их стороны было бы глупо игнорировать доход, который может им подарить продажа лицензий охотников на ведьм.

Я ерзаю на своем стуле, ощущая любопытные взгляды посетителей.

– Глупо или нет, но желания монарха нужно уважать. Он ведь все-таки король, – настаиваю я.

Он отставляет кружку с элем.

– Король, не король, но его околдовала его собственная жена, королева Генриетта Мария.

Католиков всегда изображали как союзников ведьм, а их молитвы сравнивали с заклинаниями. Эти домыслы вдруг превратились в правду, когда Гай Фокс нанял ведьму, чтобы та помогла ему взорвать Парламент. Разногласия между королем и Парламентом усугубились, когда последний отказался передать монарху контроль над армией для подавления резни английских протестантов ирландскими католиками четыре года назад. В то время ходила молва, что король Карл одобрил эти зверства. Этот слух не имел под собой никаких оснований, но его было практически невозможно опровергнуть из-за властного присутствия католической королевы.

Нет, Уилл им не подчиняется, думаю я, глядя на его кислую мину. Он с ними на равных или, по крайней мере, делает вид, что это так.

– Итак, он был сломлен, – признает Уилл, когда я с недоверием фыркаю. – Подавлен собственной женой и сторонниками Католической церкви, которые его окружали. Так заявляет Парламент. И эту версию люди примут за чистую монету. – Он протягивает мне письмо и гусиное перо, которое достает из сумки. – Я как твой наставник не позволю тебе бездельничать.

Я пробегаю глазами по короткому посланию.

– И как я должен на это ответить?

– C моим самым искренним отказом, – дает мне инструкцию Уилл и жестом просит налить ему еще эля. – Сверхъестественные силы представляют угрозу, но пусть с ними разбираются круглоголовы, ведь они лучше меня умеют их выслеживать, сидя на верхушках деревьев, – шутит он, вспоминая, как каскад пуль от круглоголовых прервал веселье ведьмы, плясавшей на реке Ньюбери.

Вскоре он оценивающе перечитывает мой ответ.

– У тебя твердая рука, – признает он.

– Такая реакция на запросы Парламента рано или поздно перестанет действовать. Они решат, что ваш отказ – лишь переговорная тактика.

Уилл кивает.

– Они верят в успех Северного судебного округа, а еще что письма от нуждающихся в моих услугах меня переломят.

– А вы сломаетесь, сэр? – спрашиваю я, но внезапное появление рядом с нами трактирной служанки становится подобием ширмы, за которой он прячет свои мысли.

Город Ланкастер выглядит мрачновато. Мы с Уиллом заселяемся в «Золотое руно» – кирпичный постоялый двор с алебастровыми колоннами. Наше путешествие в Йорк сопровождается полными беспокойства остановками в гостиницах, враждебным отношением городской стражи и ожиданием писем от Парламента, от которых мы все никак не можем оторваться. Затяжной ливень, который идет уже два дня, не дает нам двигаться дальше, а гостиница такая переполненная, что мы вынуждены проводить все время в комнате. Уилл сидит за письменным столом, сосредоточенно изучая очередную депешу от Парламента, которую нам вручили сразу по прибытии. Он еще не отдал ее мне, чтобы