Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– То-то и оно, что ей давно уже на кладбище прогулы ставят, а она все живет и никак коньки не отбросит, – меланхолично констатировала она. – Вот зачем ей жить? Ей скоро пятьдесят, детей не нажила, богатства тоже, мужика – и того нет. Чуть ли не каждый вечер скрипит: «Учись, Леночка, человеком станешь!» А что толку в этом учении, если бабло можно зарабатывать и без института?..
Лена замолчала и осторожно выдохнула сизый дым в открытую створку.
Если тетка учует запах – визгу не оберешься!
К тому же, расчувствовавшись, она, кажется, свернула разговор в опасную колею. Неудобные вопросы, признания и объяснения, только этого не хватало! Лена покосилась на Марину, но та, отупевшая от температуры и горячего чая, кажется, ни на что не обратила внимания…
И слава богу! Не хватало еще перед ней отчитываться, где и как Леночка зарабатывает деньги.
Она затянулась в последний раз и выкинула окурок вниз. На миг перед глазами промелькнула привычная работа, к которой она сперва относилась с ужасом и известной долей омерзения, потом более-менее привычно, а потом уж и вовсе с изрядной долей юмора. Вот только знать об этом никому не следовало.
– Вещи жалко, – глухо сказала Марина. – Все там осталось.
– Так уж и все? – прищурилась Лена. – Фамильное серебро, бабушкины цацки, меха и акции «Газпрома»?
– Нет, – не поняла юмора отупевшая от болезни Марина. – Платья, кофточки…
– Юбочки, – подсказала Лена.
– Юбочки, – автоматически подхватила Марина. – Вообще все…
– Ну и плевать. Новые купишь. Паспорт-то забрала?
– Да.
– А минусовки?
– Они всегда со мной. Я без них никуда.
– Гитара?
– У Лешки оставила в прошлый раз. Неохота было тащить ее через всю Москву.
– Так из-за чего тебе переживать? Документы с собой, денег там не было, а подержанное тряпье того не стоит. Надо легко расставаться с вещами.
– Хорошо тебе, – угрюмо сказала Марина. – Ты в тепле и сухости живешь, про завтрашний день не думаешь. А я вот думаю. Ночевать-то мне негде. Не на вокзал же идти, к бомжам под бок.
– На вокзал без билета сейчас не пускают, – хихикнула Ленка. – Билет надо купить.
– Смешно тебе…
– Да ничего не смешно… Придумаешь что-нибудь. Знакомых-то до черта, кто-нибудь пустит пожить на пару дней.
Марина промолчала.
До черта знакомых…
Все они такие же, как Ленка! Только языком горазды тренькать, а как до дела доходит, дружно прячутся в кусты. Вот почему Ленка сказала, что ее тетка так нетерпима к гостям? Может, она и не станет возражать, если Марина переночует тут, прямо на ковре, купленном еще в счастливом социализме, багрово-коричневом, с невнятным рисунком? Не привыкать спать в самых разных местах, в конце концов…
Но Ленка не оставит ее у себя, это совершенно точно. Хорошо, если денег подкинет.
– Ладно, – апатично махнула рукой Марина. – Что-нибудь все равно подвернется. Надо клубы обзвонить, может, куда позовут. Минусовки есть, платье одолжу. Может, где подзаработать можно?
– Пойду погляжу, – кивнула Ленка и удалилась в гостиную-спальню, где на крохотном столике мяукал попсовые хиты ноутбук.
Ленке приходила какая-то рассылка, и они вместе с Мариной частенько бегали на разные съемки в качестве массовки. Платили не очень хорошо, но проникновение в мир закулисья стоило дорого. Марина все мечтала, что произойдет та самая счастливая случайность, когда режиссер выдернет ее из толпы повелительным взмахом руки, а дальше все пойдет как по маслу. Правда, до сего момента ничего подобного не происходило. На массовку внимания не обращали, сгоняя как стадо к разным углам стойла, отдавая команды вроде: «Смеяться!», «Хлопать!», «Ужасаться!», беззастенчиво выдергивая с первых рядов одетых в белое и полосатое.
Марина сгребла из вазочки печенье и ссыпала его в карман. На улице вечерело, и скоро Лена попросит ее уйти, чтобы успеть замести следы до прихода тетки.
– На завтра ничего, – крикнула Лена. – И на послезавтра тоже. А потом подряд два кастинга. Съемки программы «Кулинарная битва» и массовка для «Судебного процесса». Роли там тоже дают. Пойдешь?
– Куда я денусь? – пробурчала Марина.
– Что?
– Сколько платят, спрашиваю! – крикнула она.
– Пятьсот в «Битве» и от косаря в «Процессе»… а, нет: если массовка, то тоже пятьсот. От штуки – это если роль какая.
– Когда кастинг? В четверг?
– В пятницу. Пойдешь?
В пятницу. А завтра только среда. Нужно как-то продержаться два дня. Не страшно, когда у тебя есть деньги, и катастрофа – когда их нет. Потому что нужно бегать по друзьям уже сейчас, проситься на ночлег. А потом еще добираться до жилья, если посчастливится найти…
А ей так не хотелось подниматься с места и выходить в промозглый сентябрьский вечер. В постель бы сейчас, да накрыться ватным одеялом…
– Марин, тетка скоро придет, – напомнила Лена. – Мне еще все убрать надо. Ну, ты понимаешь…
– Понимаю, – вздохнула Марина. – Денег одолжишь? Я вообще без копья.
Лена покопалась в ящике стола, вытащила расшитый бисером кошелек, открыла его и близоруко сощурилась, разглядывая содержимое.
– Блин, у меня тоже кот наплакал… – пожаловалась она. – Вот, держи, это все, что есть.
Марина осторожно расправила скомканные бумажки. Пятьсот рублей. И еще какая-то мелочь.
– Куда пойдешь? – поинтересовалась Лена.
– К Лешке, наверное. Скажу, что за гитарой, ну и… того. Останусь на ночь.
– Да? – многозначительно изумилась Ленка. – А вы с ним что, уже того?..
Марина криво ухмыльнулась.
– Ой, да ладно?! Ты и Лешка? Он же обезьяна немытая. И как он тебе?
Марина не ответила и пошла обуваться. Лена высилась над ней, как палач над приговоренным:
– Что, неужто правда? Ну, ты даешь… По пьяни, поди?
– Кто ж ему по трезвяни-то даст, – невнятно сказала Марина. – Но сейчас деваться некуда, пойду в гости. Ночевать ведь где-то надо.
– Но не с Лешкой же, – возмутилась Лена.
– А с кем?
– Ну… давай Нинке позвоним. У нее хата всегда свободная.
– Звонила я. Нинка в Питере. Укатила со своим…
При мысли о Питере в голове застучало, а в желудке завозилось придушенное гаденькое воспоминание: стерва Гайчук и бывший сосед Черский, так некстати уехавший в Питер…
И от этих мыслей в тесной прихожей Ленки внезапно сделалось невероятно жарко так, что кожа на запястьях и горле зачесалась и, казалось, покрылась жирными волдырями. Легкие вдруг наполнились жгучей обидой, а в глазах, и без того горящих лихорадкой, заворочались горькие слезы, прожигая внутренности серной кислотой. Скорей бы на воздух, проветрить мозги, отвлечься!