Не то, чтобы вокруг было много людей, которые могли бы нас видеть. Озеро Грин маленькое по сравнению с другими озерами. Миля в длину и всего четверть мили в ширину, оно одиноко расположено в густом лесу в восточном Вермонте. Оно образовалось в конце ледникового периода, когда ледник, прокладывая себе путь по земле, решил оставить свой кусок. Этот лед растаял, прорыв в земле желоб, в который со временем стекла его вода. Трудно назвать его озером, скорее лужа. Очень большая и очень глубокая, и очень красивая на вид, но все же лужа.

Преимущество в том, что озеро окружила частная территория домов вокруг. Посторонние не имеют к нему доступа, к воде возможен выход только от немногочисленных жилых участков вокруг. На берегу озера стоят всего пять домов с принадлежащими им земельными участками. Более здесь нет места для строительства еще одного дома. Северный конец озера окружен заповедным лесом. Южный конец представляет собой крутой скалистый обрыв. Посередине дома, два с одной стороны, три с другой.

Вот дом, где живет Кэтрин. Ее дом стоит высокий и внушительный между двумя более старыми, более скромными постройками. Слева, примерно в сотне ярдов от берега, находится дом Фитцджеральдов. Он служит в банковской сфере. Она увлекается антиквариатом. Они прибывают в свой очаровательный коттедж в выходные, посвященные Дню памяти, и уезжают в День труда, оставляя место пустым до конца года.

Справа от дома Ройсов находится ветхая обитель Эли Уильямса, писателя, который был популярен в восьмидесятых и не так популярен сейчас. Его дом напоминает швейцарское шале – три этажа грубо отесанного дерева с крохотными балкончиками на верхних этажах и красными ставнями на окнах. Как и моя семья, Эли и его жена проводили лето на озере Грин. Когда она умерла, Эли продал их дом в Нью-Джерси и переехал сюда на постоянное место жительства. Как единственный постоянный житель озера, он теперь присматривает за другими домами, когда все остальные в отъезде.

В доме Кэтрин не горит свет, поэтому его стеклянная стена отражает озеро, как зеркало. Я ловлю взглядом искаженные силуэты нас двоих в лодке, наши отражения колеблются, как будто мы сами сделаны из воды.

Когда я подвожу лодку к причалу, Кэтрин наклоняется вперед и берет мои холодные руки в свои.

– Еще раз спасибо. Ты действительно спасла мне жизнь.

– Ничего, – говорю я. – Я была бы ужасным человеком, если бы проигнорировала нуждающуюся супермодель.

– Бывшую супермодель.

Она снова кашляет. Кашель опять такой же страшный.

– Ты в порядке? – спрашиваю я. – Может быть тебе нужно к врачу?

– Все будет хорошо. Том скоро вернется. А до тех пор, я думаю, я приму горячий душ и вздремну.

Она выходит на причал и понимает, что мое одеяло все еще на ее плечах.

– Боже, я забыла вернуть тебе это.

– Оставь, – говорю я. – Тебе нужнее.

Кэтрин кивает в знак благодарности и тихим шагом направляется к дому по пристани. Ее шаг длинный, плавный, элегантный, грациозный. Кэтрин, возможно, устала от модельного мира, и на то были веские причины, но ее походка была такой красивой, глаз не оторвать.

Дойдя до дома, она поворачивается ко мне и машет левой рукой.

Только тогда я замечаю что-то странное.

Кэтрин несколько раз упомянула своего мужа, но – по крайней мере сейчас – на ее руке я не заметила обручального кольца.

Мой телефон звонит, когда я возвращаюсь в дом у озера, его сердитое чириканье слышно, когда я поднимаюсь по ступенькам крыльца. Поскольку я промокла, устала и продрогла до костей, мое первое желание – проигнорировать его. Но потом я вижу, кто звонит.

Марни.

Замечательная, язвительная, не по годам терпеливая Марни.

Единственная, кому я еще не надоела, возможно, потому что она моя двоюродная сестра. И мой лучший друг. И мой менеджер, хотя сегодня она просто друг.

– Это не деловой звонок, – заявляет она, когда я отвечаю.

– Я так и предполагала, – говорю я, зная, что она звонит не по делу. Не сейчас. Может быть, никогда больше.

– Я просто хотела узнать, как поживает старое болото.

– Ты имеешь в виду меня или озеро?

– Обеих.

Марни притворяется, что у нее с озером Грин отношения любви-ненависти, хотя я знаю, что на самом деле это всего лишь любовь. Когда мы были детьми, мы проводили здесь каждое лето вместе, плавая и катаясь на каноэ, и не спали полночи, пока Марни рассказывала истории о привидениях.

– Ты ведь знаешь, что на озере обитают привидения? – всегда начинала она, скорчившись у изножья кровати в нашей общей комнате, вытянув загорелые ноги и прижавшись босыми ступнями к наклонному потолку.

– Странно было сюда вернуться, – говорю я, опускаясь в кресло-качалку. – Грустно как-то.

– Естественно.

– И одиноко.

Это место слишком велико для одного человека. Все началось с малого – простой коттедж на одиноком озере. Шли годы, что-то менялось и достраивалось, и дом превратился в наследие. Теперь мне тут так пусто, потому что я тут одна. Прошлой ночью, когда я проснулся в два часа, я бродила из комнаты в комнату, нервничая из-за всего этого незанятого пространства.

Третий этаж. Спальные помещения. Всего пять спален, начиная от большой главной спальни с собственной ванной комнатой и заканчивая маленькой спальней с двумя кроватями и наклонным потолком, где мы с Марни спали в детстве.

Второй этаж. Основная жилая зона, лабиринт уютных комнат, переходящих друг в друга. Гостиная с большим каменным камином и забитым подушками уголком для чтения под лестницей. Я зову ее «логовом», где висит проклятая голова лося на стене, которая нервировала меня в детстве и до сих пор уже во взрослой жизни. Здесь находится единственный в доме у озера телевизор, поэтому я редко смотрю телевизор, когда бываю здесь. Мне всегда кажется, что лось изучает каждое мое движение.

Рядом с гостинной находится библиотека, прекрасное место, которым обычно пренебрегают, потому что его окна выходят только на деревья, а не на само озеро. После этого идет длинная очередь предметов первой необходимости – прачечная, дамская