Проблема была лишь одна: чем там будет заниматься Картер? Научные достижения у него были впечатляющие, несчастный случай никак на это не повлиял, поэтому Картеру не стоило большого труда получить место на Западном побережье. Труднее было рассортировать так и посыпавшиеся на него со всех сторон предложения.

Да и образ жизни супружеской пары здесь разительно отличался от прежнего. В Нью-Йорке Картеры жили в маленькой квартирке на Вашингтон-сквер-парк. Здесь же сняли через члена правления музея, который действовал даже в ущерб себе, полностью меблированный дом в Саммит-Вью (частная, обнесенная оградой и охраняемая территория). Добираться туда нужно было по главной автомагистрали Сепульведа, что проходила параллельно скоростной автостраде Сан-Диего. Это было извилистое четырехполосное шоссе, с одной стороны от которого тянулись поросшие кустарником холмы, с другой стороны и выше проходила скоростная автострада, и большинство людей предпочитали ехать именно по ней, скорость движения там была гораздо выше (когда не было заторов). Картер предпочитал маршрут по Сепульведе, она соответствовала его понятиям о дороге: была предсказуема, не забита машинами, у нее был собственный характер (чего стоил один тоннель под горами Санта-Моника, через который можно было попасть в Сан-Фернандо-вэлли). Вот и сегодня, даже несмотря на пятницу, больших пробок не наблюдалось, и едва он успел прослушать записанную на магнитофон сорокапятиминутную лекцию о Галапагосских островах, как увидел, что подъезжает к Саммит-Вью.

Здесь был совсем другой мир. Широкая, почти пустая дорога поднималась в гору, по обе стороны от нее тянулись лужайки с аккуратно подстриженным газоном, чуть поодаль белела жилая застройка. На полпути к ней Картер, как всегда, заметил патрульную машину, припаркованную справа у обочины. Ученый приветствовал копа взмахом руки (в этот день недели дежурил Эл Берне), затем продолжил путь к вершине холма.

Их дом находился слева; въезд в гараж был вымощен серыми плитами. Это было современное здание с белыми стенами и наклонной крышей из красной черепицы; до сих пор, приезжая домой и ставя машину в гараж, Картер не мог привыкнуть к чувству новизны.

Поражала его даже не сама необычность этого места, а царившая здесь тишина. Все дома, выстроившиеся по обе стороны от широкой дороги, отличались какой-то особой, почти стерильной аккуратностью, и тихо здесь было, как в могиле. Ни детей, играющих на улице, ни стрекота газонокосилки, ни света в окнах, ни звуков радио или телеприемников, ни единой души, гуляющей по безупречно чистым тротуарам. Если честно, даже как-то не по себе становилось. Но он продолжал убеждать себя, что скоро привыкнет.

— Я дома! — крикнул он, входя через переднюю дверь.

Он бросил тяжелый рюкзак, набитый книгами и бумагами, на паркетный пол.

— Эй?

Ответа не было. Он ждал, что откликнется Робин, няня, которую они наняли присматривать за ребенком.

— Робин! Ты здесь?

Он поднялся по ступеням, покрытым толстым ковролином — это сделал прежний владелец дома, узнав, что у Картера и Бет годовалый малыш, — и направился прямо в детскую. Бет сидела в углу, в кресле-качалке, в задранной до пупа майке и баюкала на руках маленького Джо.

— Не хотела кричать, будить его, — прошептала она.

— А где Робин?

— Я сегодня не работаю, вот и дала ей выходной.

— Все еще простужена?

— Никак не могу избавиться от этого проклятого кашля.

— А принц выглядит вполне счастливым.

— Ему-то о чем беспокоиться?

Это стало своего рода их расхожей шуткой. У Джо ни разу не было ни простуды, ни ушного воспаления, ни колик, а ведь они готовились ко всем этим проблемам и неприятностям загодя, изучая книги по уходу за грудными детьми. Но пока что… ничего. Их малыш словно был сделан из стали.

— Хочешь, приготовлю ужин? — предложил Картер.

— Я не голодна, но со вчерашнего вечера осталась семга.

— Вот и славно, оставляю тебя с ним, — заметил он и кивнул на спящего Джо.

Спустившись вниз, достал из холодильника бутылку «Хейнекена» и, поскольку свидетелей не было, откупорил и стал пить прямо из горлышка. На стойке лежала почта: счета и пара каталогов, но его куда больше заинтересовала куча бумаг и писем, разбросанных на разделочном столике в уголке для завтрака. Картер выдвинул два стула, сел на один, закинул длинные ноги на второй и развернул к себе несколько бумаг.

Верхнее из писем, адресованное Бет, было от Беренис Кейбот, главного администратора Музея Гетти. В нем она просила просмотреть несколько документов, подготовиться к встрече с владельцем некоего произведения искусства, что выставлялось у них, причем миссис Кейбот подчеркнуто просила сохранять имя этого человека в тайне до поры до времени. Картер знал: ничего особенного в такой просьбе нет, музеям часто приходится иметь дело с богатыми и щедрыми спонсорами, предпочитавшими оставаться анонимными до тех пор, пока сами не захотят раскрыть свое имя широкой публике.

Картер чувствовал: совать нос в чужие дела нехорошо. Это касается лишь Бет и Гетти, подумал он и отпил еще глоток из бутылки. Зачем тогда она оставила это письмо на виду, словно намеренно? Разве в суде это не было бы оправданием? Да и что страшного может случиться, если хотя бы мельком посмотреть на вложенные в него снимки?

Одного взгляда было достаточно, чтобы сказать: они весьма необычны.

Он отложил письмо в сторону и посмотрел на цветную глянцевую фотографию размером восемь на десять. На ней была старинная массивная книга в переплете из слоновой кости, украшенном драгоценными камнями. Рулетка, положенная рядом для сравнения, показывала: страницы большие — примерно фута два в высоту и столько же в ширину. Хотя Картер не являлся экспертом в этой области, она напомнила ему древние книги, которые он видел в Европе, самой известной из всех была Келлская книга Тринити в Дублинском колледже, датировалась она восьмым веком. Книга на снимке, на неопытный взгляд палеонтолога, была из той же категории.

На других снимках цвета были приглушенные, видимо из-за недостатка освещенности. На них были сфотографированы открытые страницы книги с иллюстрациями. Большинство из них изображали фантастических животных, мифологических зверей самого невероятного вида: головы львов на длинных туловищах змей; куриный клюв у медведя; жираф с витыми рогами на голове, стоящий как башня сразу на восьми ногах. Все рисунки были исполнены в примитивной, но выразительной манере. Картер видел нечто подобное в учебниках Бет еще в те дни, когда она была студенткой Института искусств при галерее Куртолда[4]в Лондоне.

— Шпионишь, — заметила Бет, бесшумно войдя на кухню в одних носках.