Полыхал Эдинбургский лес. Рогатые олени, бурые волки, рыжие лисы, медведи и птицы — все покидали родной дом, который корчился сейчас в страшной агонии. Красные ленты стремились куда-то ввысь, громко и неумолимо трещало пламя — догоняло испуганную живность. Я знала, кто послал на эту землю кару. Почти видела его там, на той стороне реки. Лишь стоило мне едва прикрыть глаза, как передо мной вставало его лицо. Породистый нос, высокие скулы, сжатые зубы и глаза, в которых горело то же пламя, что пожирало сейчас этот лес.

— Ана, — захныкало моё сокровище, — пошли домой.

— Мне нужно уйти, милая, — я поцеловала девочку в пухлую щечку. — Кто-то ведь должен остановить этот пожар, правда?

— И ты вернешься?

— Обязательно, — серьезно пообещала я, в действительности уверенная в обратном.

— Благослови тебя Господь, — прошептала мне старая Синтия и взяла ребенка на руки.

— Во всяком случае, она будет свободна, — я упрямо сжала кулаки, глядя на то, как скрываются они в тени уцелевшей части леса.

— Прощай, Ана, — повернулась девочка и помахала мне рукой.

Господи, пусть это будет не напрасно. Пусть эта кареглазая кроха никогда не узнает горя.

— Прощай, Ари, — тихо прошептала я.

Плата за мою слабость оказалась слишком велика. Мы с Арианной делили это бремя на двоих. Моя девочка — круглая сирота при живых родителях. Отец Ари никогда не узнает о её существовании, я же никогда не услышу от неё самых важных слов.

Никогда она не узнает, кто её мать.

Это я.

Я выросла на окраине Империи, в самой северной её части. Буквально в нескольких шагах от старой крепости, в которой и проживало наше семейство, гордо величающее себя наследниками самого Эдинга — начинался таинственный, загадочный и необыкновенно прекрасный Эдинбургский лес. Хоть и были у меня некоторые сомнения относительно родства с великим героем древности, в словах моего дорогого папеньки присутствовала логика.

— Если мы потомки Эдинга, — спрашивала я, — то почему носим имя Бонков?

— Алиана, — отвечал отец, — твой великий предок завещал своим потомкам охранять лес. Даже войдя в состав Империи, мы не позволили новой власти распоряжаться на нашей земле, отстояв лес и его богатства. Так разве важно имя, если есть суть?

Сказать по правде, наш Лес не нуждался в заступниках и вполне мог позаботиться о себе сам. Скорее, мы, Бонки, защищали людей от леса, а не наоборот. Местные жители, воспитанные на давних сказках и преданиях, старались лишний раз не заходить в чащу, а если возникала такая нужда, не ходили туда без сопровождения кого-то из Бонков. И правильно делали. Лес редко отпускал чужаков. Даже мы не всегда могли найти заблудившихся путников, а если чудо все же случалось, то спасшиеся мало походили на себя прежних. Дух Леса уводил души туда, откуда не было возврата, оставляя лишь пустые оболочки.

Да и сколько их было, этих спасшихся? На моём веку ни одного.

Наша семья, которая состояла всего-то из пяти человек: я, маман, отец и двое младших мальчишек — братьев близнецов, была благородной. На бумаге. Где-то в кладовке, в старом сундуке лежала перевязанная красной ленточкой, свернутая в трубочку грамота, которая гласила, что Бонки род древний, быть нам баронами да баронессами, и в жилах наших (согласно грамоте) течет голубая кровь. На деле же мы были бедны как мыши, и чтобы выучить дочь (для успешного замужества, конечно), вынуждены были отправить меня на обучение в один из закрытых пансионов на государственной дотации. Потому что позволить себе нанять учителей мы не могли.

Едва мне исполнилось четырнадцать, папа и мама снарядили для такой цели телегу, а в телегу запрягли единственную нашу кобылу Морковку. Морковка, которая, по словам отца, являлась самой лучшей и экономичной заменой внедорожника, с трудом и очень медленно довезла нас до железнодорожной станции. Самой северной, а потому малоиспользуемой станции нашей страны. Тетушка Анна — родная сестра моего отца, продала нам билет и, утерев слезы, обняла меня да так, что кости затрещали. Мама, глядючи на такую картину, разревелась белугой, и бедный папа, разрываясь между положенными напутствиями для дочери и утешением жены, скакал между нами двоими. Последнее, что я запомнила, глядя в окно, это покрасневший мамин нос и растерянного отца — тетушка вынесла родителям огромную бутыль коньяка — для успокоения. «Хорошо, что близнецы дома, — решила я, — иначе коньяк бы понадобился всему поезду».

Дорога заняла почти неделю. За это время несколько раз у меня сменились соседи, вернее соседки. Тетя купила билет в женский вагон, за что я много раз произнесла ей свое мысленное «спасибо». Пассажиры мужского пола в дороге скучали, напивались и на остановках выходили пошатывающимися и сильно нуждающимися в женском обществе. Что касается моих невольных попутчиц, это были дамы разного возраста, небогатые, но и не так чтобы бедные (попробуй-ка купи билет). Кто-то ехал к родственникам, кто-то к жениху, кто-то к новому месту работы по распределению после окончания обучения, а в одном из крупных городов, уже на исходе путешествия, в поезд вошла моя ровесница.

— Здравствуйте, — поздоровалась девочка.

— Добрый день, — я поднялась с сидения и приветственно кивнула.

— Я Лиззи, — представилась она, протянула мне ладошку и сняла шляпку.

— Ана, — так же как и она, я представилась домашним именем, отмечая про себя, как красиво рассыпались по её плечам каштановые кудряшки.

Я такой красотой похвастаться не могла, потому что была обладательницей абсолютно прямых светлых волос и совершенно бесцветных серых глаз. В общем, типичная северянка.

— Я еду в Колледж Святой Джоанны, — заявила девочка. — А ты?

— И я, — радостно ей улыбнулась.

— Давай дружить? — отразилась в её теплых карих глазах моя улыбка.

— Давай! — немедленно согласилась я.

С того дня и началась моя дружба с Элизабет, как я потом узнала, дочерью одного из самых высокопоставленных лиц Империи. Отец её был нашим маршалом.

В поезде находилось несколько человек охраны, мужчины в форме периодически заглядывали в наше купе и, когда я уже в серьез забеспокоилась, она вынуждена была открыть мне причину такого внимания. Я попросила проводницу принести нам чаю, женщина с радостью выполнила мою просьбу. Госпожа Мэриан была северянкой и, конечно, присматривала за мной всю дорогу. Думаю, именно ей я обязана была знакомством с Лиззи.

Чаю мы выпили несколько кружек, а говорили и того больше. Лица наши были перемазаны шоколадом, животы набиты тем же. Уверена, что не было в этом поезде, а может и в целом мире, девочек счастливее.

— А почему ты едешь в пансион? — прямо спросила я.