Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Папаша, все, что мне надо, я и так возьму.
Он взял с полки мой старый мотоциклетный шлем. Снял хоккейный шлем и примерил мой. Несколько раз поднял и опустил забрало. И с довольным видом стащил со спины рюкзак и сунул в него шлем.
Из дома снова послышались крики, и у меня перехватило дыхание. Это я, недоумок, открыл дверь и впустил Левиафана. Дышать мне больше не хотелось — хотелось умереть. Но умереть я не мог. Не сейчас — сейчас я им нужен. Надо выбраться отсюда. Я дернулся, чувствуя, как веревки, которыми девушка привязала меня, натянулись, как лопнула кожа и как потекла по ладоням кровь.
Хейди снова закричала, так громко, что одно слово я разобрал. Одно-единственное. «Нет». Отчаянный, бесполезный протест против неизбежного.
Отморозок посмотрел на меня и, ухватившись за дуло «калашникова», провел по нему рукой, словно онанируя. И ухмыльнулся.
Думаю, тогда все и началось. Именно тогда все то, что, как я считал, составляет мою сущность, затрещало по швам.
Остановившись на пороге, мы с Тупнем уставились на обеденный стол. Он был сколочен из коричневых досок, толстых и грубых, этакий фермерский стиль, но стопудово охренеть какой дорогой. Похожий стол Мария нашла в каком-то дизайнерском каталоге — она еще показывала его мне и говорила, что ей тоже такой хотелось бы. Но стол я, ясное дело, на мотоцикле не упру. А потом взгляд мой упал на женщину. Ее привязали к столу, сверху. Они где-то раздобыли веревки и примотали ее через шею, грудь и живот к столешнице. Ноги привязали к ножкам стола, а сорочку задрали на живот.
Перед женщиной я увидела спину в красной кожаной куртке с вышитым узором: дракон с разинутой пастью, выныривающий из моря. Куртка Рагнара. Он обернулся к нам.
— А вот и вы.
Под жиденькой, каштанового цвета челкой, которая сильно поредеет еще до того, как Рагнару стукнет тридцатник, блестели глаза хищника, злые и опасные, даже когда он улыбался. Или — особенно когда он улыбался. Возможно, он не случайно называл этот город саванной, а к мотоциклу у него был прицеплен крюк, при помощи которого Рагнар, по его собственным словам, «отмечал слабое животное в стае».
— Что за хрень? — выпалила я.
— Хрень, ага, — он улыбнулся еще шире, — есть возражения?
Я поняла, что он видел, как я заставляю себя промолчать. Цена того, что ты в банде, — это игра по правилам банды. В частности. Однако то, что случилось дальше, в правилах не прописано.
— День настал, Тупень, — сказал Рагнар, — твоя очередь.
— А?
— Давай, это не страшно.
Тупень поднял голову и вопросительно посмотрел на меня.
— Ему не обязательно. — Я и сама слышала, что голос у меня звучит напряженно.
— Обязательно. — Рагнар вызывающе посмотрел на меня, словно напоминая, что на должности заместителя он выглядел бы лучше меня.
Он ждал возражений, чтобы разыграть козырь, вот только я и так знала, что это за козырь.
— Приказ Брэда, — сказал наконец он.
— А сам Брэд где? — Я огляделась.
Все — и Тупень тоже — пялились на женщину на столе. И лишь в этот момент я заметила маленького мальчугана с вытаращенными глазами. Он сидел на кресле, развернутом к столу. Мальчику было года три-четыре, не больше, и он тоже смотрел на свою мать.
— Брэд наверху. — Рагнар перевел взгляд на Тупня. — Ну что, малыш, готов?
Один из братьев О’Лири подкрался к Тупню и стянул с него штаны. Все заржали. Тупень тоже, но он всегда смеется, когда другие смеются, чтобы никто не подумал, будто он ни хрена не понял.
— О-го-го, — проквакал Рагнар, — смотрите-ка, наш малыш готов.
Опять гогот. Громче всех смеялся Тупень.
— Скажи Ивонн, что ты готов, Тупень! — Рагнар посмотрел на меня.
— Я готов! — засмеялся Тупень, польщенный всеобщим вниманием. Остекленевшими глазами он пялился на женщину.
— Ни хрена, Тупень, — сказала я, — не смей…
— Неисполнение приказа, Ивонн? — весело проорал Рагнар. — Подбиваешь его не исполнять приказ?
— Я готов! — завопил Тупень.
Ему нравилось повторять фразы, смысл которых, как ему казалось, до него допер. Другие поставили его на стул, врубили музыку погромче и принялись двигать стул вперед.
Кровь у меня закипела. Боксерские матчи проигрываешь, когда перестаешь регулировать температуру собственной крови. Поэтому я проговорила — тихо, но чтобы Рагнару было слышно:
— За это, Рагнар, ты у меня огребешь.
Ножки стула скребли по полу. Женщина лежала, повернув голову к мальчику. По щекам у нее текли слезы, и она что-то шептала. Не выдержав, я подошла ближе и услышала делано спокойный и все же дрожащий голос:
— Все хорошо, Сэм. Все будет хорошо. Закрой глазки. Подумай о чем-нибудь хорошем. О том, что будешь делать завтра.
Я шагнула вперед, подхватила Сэма под руки и подняла.
— Отпусти его! — закричала женщина. — Отпусти моего сына!
Я посмотрела ей прямо в глаза.
— Он этого не увидит, — сказала я.
Подняв мальчика на плечи и придерживая его — а он вопил и вырывался, как недорезанный поросенок, — я направилась к двери в кухню. Рагнар преградил мне путь. Наши взгляды встретились. Не знаю уж, что он увидел у меня в глазах, но через пару секунд отвалил.
Нагнувшись, я перешагнула порог кухни, слыша, как мать малыша кричит сзади: «Нет!» Я прошла через кухню и оказалась в коридоре, по которому дошла до ванной. Посадив мальчика в ванну, совмещенную с душевой кабиной, я задернула занавеску и сказала, что если он будет сидеть тихо и зажмет руками уши, то мама скоро придет и заберет его отсюда. Потом я вытащила ключ из замочной скважины, вышла и заперла дверь снаружи. Я поднялась по лестнице, прошла мимо пары открытых дверей и, обнаружив закрытую, осторожно ее приоткрыла.
В комнату просочился свет из коридора. Брэд сидел на кровати, на которой спала девушка-блондинка, моя ровесница. Спала она в наушниках. Я такие наушники знаю, они с шумоподавлением, поэтому в них не проснешься, даже когда рядом гранаты рвутся.
Или когда у тебя под боком мордуют твою семью.
Брэд, похоже, тут уже давно сидел. Впрочем, и девушка была красивая, этакой романтической красотой, слегка старомодной. Не совсем в моем вкусе. Но явно во вкусе Брэда. Я его таким еще не видела — взгляд ласковый и томный, а на губах улыбка. Меня вдруг осенило: а ведь я вообще впервые вижу Брэда радостным.
Свет из коридора падал девушке в глаза, и она отвернулась, но так и не проснулась.