– Слушай, Егоша, ты просто волшебник. Веточки с искрящимися капельками-росинками действительно лежат прямо посередине полуденного светила и омывают его пихтовой капелью.

– Я же говорил, что на солнце роса, а ты не верил, – заканючил Егор.

– Ладно, сын, мал ещё, чтобы понять, что к чему. И в помощь мне, как раз для твоего случая, припомнилась одна сказка-миф. Я читал вам когда-то. Ну? Припоминай! Почему забыл-то?! – стал раздражаться отец. – В ней рассказывается про непослушного Икара и его папу Дедала…

Егор лишь смущённо и обиженно сопел, часто моргал глазами, но отец настойчиво пытался расшевелить-таки его память.

– Папа Дедал предупреждал Икара, чтобы тот близко к солнцу не подлетал. Там… ну… очень-пре-пре-очень жарко. Ведь пёрышки-то к его крыльям Дедал приклеил воском. А воск, чуть нагрей, и что? Да он просто расплавится, закапает. Говорю, Егорка, к тому, что даже метеориты и малые планеты, которые прилетают к солнцу из вселенной, от его невыносимого пекла бесследно исчезают. Теперь догадайся: капельке-росинке там и вовсе не поздоровилось бы. Не долетев до солнца, вмиг испарилась бы, – строго поучал Егорку Дмитрий.

Тут на выручку брату поспешил молчавший до сей поры Илья.

– Пап, а давай-ка расскажи нам сказку снова. Про Икара и папу Дедала. Только, пожалуйста, всё-всё расскажи. Нам она и тогда понравилась. Я даже всплакнул, когда Икарка исчез, будто его и не было.

– Уж нетушки. Мы сюда за другими сказками пришли – одна другой интереснее. Вот сейчас начнём искать весну-красну.

– Это как? – оживился Егор.

– Слушайте и запоминайте. Первыми её вестниками являются перелётные птицы. Они отзимовали в тёплых странах. А чуть весна раскрылится над миром, сразу домой возвращаются, чтобы здесь в родной тайге, где сами когда-то родились, вырастить своих деток – птенцов. Эти птицы и принесли нам весну на сильных, быстрых крыльях.

– А я видел над крышей нашего дома и зимой разных птиц, – глядя на отца, недоверчиво высказался рассудительный Егор.

– Молодец, сынок. Правильно подметил. Есть много эвенкийских таёжных птиц, прапрадедушки и прапрабабушки, а позже и дедушки, бабушки которых издавна, веками закаляли себя в стужах да метелях. Теперь их потомки – детки, вот как вы у меня, самых суровых зим да морозов не боятся. Такие сибирские птицы здесь рождаются и бесстрашно зимуют в тайге. Ты, Егорка, их видел.

– Значит, наши птички совсем-совсем никуда не улетают? Вот здорово! Правда же, папа, они – настоящие сибиряки?

– Правда, сынок, – одобрительно поддержал его Дмитрий и вдруг сорвался с места, помчался вперёд, глядя то в небо, то на противоположную сторону реки: там приземлялась стая незнакомых ребятам птиц. Теперь внимание отца было сосредоточено только на стае. Он вглядывался в избранный ими откос с сухим травостоем на другом берегу.

– Скорее, сынки! Смотрите-смотрите! Это огромное семейство красноклювиков! – восторженно подзывал Дмитрий к себе сыновей.

Илья с Егором бежали наперегонки с радостными возгласами: «Ой-ой, папа, погляди! Красноклювиков так много, аж небо от них стало красно-клюви-ковое!» Тот тоже радостно размахивал руками, указывая малышам на колонию полярных крачек, которая шумно опускалась на откос.

– Эти крачки вернулись к нам из теплых стран. Я их зову красноклювиками.

– Почему, пап? – наконец-то загорелись глаза и у Ильи.

– У полярной крачки, сынок, клюв полностью красный. Это её основное отличие от речной – неперелётной. Речные крачки, когда разгуляются лютые морозы, могут улететь только на юг нашего края. Не дальше. А эти красноклювики преодолевают тысячи километров, а потом возвращаются, чтобы побыть в тайге, где родились, и вырастить здесь своих деток-птенцов.

– А что птички сейчас будут делать?

Дмитрий внимательно посмотрел на Илюшу, радуясь в душе, что проснулся-таки в нём интерес к происходящему событию – возвращению красноклювиков домой, на родину.

– Чуток отдохнут. Потом за день-два поторопятся соорудить себе немудрёные гнёзда. Выроют неглубокие ямки в сухой земле, набросают в них прошлогодней травы да разных стеблей. И уже готово гнездо для двух птенцов. Ну просто прехорошеньких, крикливых-крикливых, таких же, как их мамы и папы.

– А где зимуют твои красноклювики? – наперебой спросили у отца мальчишки. Дмитрий с ответом не торопился. Всё его внимание застыло на стае. Наиболее расторопные самцы уже начали делить землю под гнёзда. Не обходилось и без мелких стычек, и азартных драк с перьевыми бурями над головами вошедших в раж птиц. Со всех концов откоса доносились их бойцовские воинственные крики.

– В августе, когда подрастут, окрепнут их детки, полярные крачки вновь начнут неторопливо улетать, откочёвывать через большие водоемы поближе к Норильску. Знаете такой заполярный город?

– Знаем-знаем! – кричали наперебой ребята. – Там живёт твой старший брат Артём – наш дядя Артём. Ты рассказывал, папа: он заслуженный на Севере полярник. Самый лучший-прелучший. Дядя Артём сшил сам для нас унтайки. А ещё в его Норильске самые вкусные на весь свет конфеты.

– Хорошо, дети, что вы не забываете добро своего щедрого дяди Артёма, но я продолжу рассказ. Прошу вас внимательно его дослушать. Итак, вернёмся вновь к птицам. За этот перелёт до Норильска молодые крачки повзрослеют, станут ловкими и мощными их крылья. Теперь им не будет страшен длинный перелёт к берегам южных морей.

– Как крачкам интересно жить, повсюду летать! Пап, а давай в следующий выходной сплаваем к полярным крачкам на моторке? За всю свою жизнь ни разу ещё не видел птиц с красным клювом. – Дмитрий улыбнулся Илюше «долгожителю» и пообещал непременно познакомить сыновей с красноклювиками.

Откуда-то из глубины тайги донеслись стройные, необыкновенно приятные звуки, словно где-то неподалеку расположился оркестр, и музыканты так чудесно играли на разных неведомых человеку инструментах.

– Кто это? Там… люди?! – ребята начали громко и возбуждённо кричать, допытывая отца.

– Тихо, детки. Это поют птицы. А вот какие – не знаю.

Они стали вслушиваться в незнакомое пение и, прячась за деревья, осторожно подкрадываться к таёжному оркестру.

Скоро уже вблизи увидели, как расселись на соснах симпатичные птицы с рыжими головками, в пушистом оранжево-коричневом оперении, с широкими хохолками и длинными хвостами.

– Фу, ты… Да это ж сойки! Никогда сам не слышал, никто из охотников мне не говорил о таком таланте наших соек. Воистину, век живи и век учись. Всегда беспокойные, суетливые и неугомонные, они умеют ещё так красиво петь!

Дмитрий искренне удивлялся, восторгаясь, любуясь сойками, а лесной хор продолжал дивное пение. Некоторые птицы-солисты как-то по-особенному весело и игриво щебетали подголосками общему хору: «Кээй, кээй, кээй!»

Но внезапно прилетел хулиганистый филин и по-хозяйски уселся на одинокой сосне. Необычный весенний концерт тут же прервался. Сойки в один миг смолкли и стремительно поднялись всей стаей ввысь. В полёте над тайгой они продолжали беспокойно кричать, тревожно оповещая округу о появлении опасного разбойника.