Во дворе Нанди — наша корова, которая и не подозревала о моем отъезде, скорбно таращила глаза, глядя в пустоту, а недавно появившиеся на свет цыплята беспечно бегали по траве. Какая-то часть меня не хотела верить в реальность всего происходящего. Она не хотела верить в то, что я уезжаю сегодня, оставляя все это только для того, чтобы уплыть прочь с человеком, который сказал: «Называй меня Айя».

Как и договаривались, мы прибыли на место встречи в бухте. Я, как зачарованная, смотрела на огромные лайнеры, стоящие на рейде и важно мерцающие на солнце, готовые к тому, чтобы пересечь океан. Тетя Пани, которой было поручено привести моих пасынков, опоздала. С сожалением Айя еще раз посмотрел на свои великолепные часы. Когда уже загудел рожок, она приехала в карете, но одна, без детей.

— Они заболели и не могут отправиться в дорогу, поэтому они останутся со мной еще на несколько месяцев, — бодро объявила она моему удивленному мужу. — Когда им станет лучше, я сама отвезу их в Малайю, — продолжил ее музыкальный голос.

Айя беспомощно огляделся вокруг, как заблудившийся слоненок.

— Я не могу уехать без них, — в отчаянии произнес он.

— Ты должен, — настаивала она. — У них ничего серьезного. С ними ничего не случится, если они еще несколько недель побудут со мной. Ты же знаешь, как я их люблю. Никто лучше меня не сможет о них позаботиться.

В течение целой минуты мой муж стоял в нерешительности. Все вокруг смотрели на него. Лицо тети Пани выражало победу, когда он наконец-то взял в руки небольшой чемоданчик, стоявший рядом со мной, собираясь подняться на борт. Невероятно, но он был готов оставить их здесь. Для меня, как и для всех остальных, было очевидно, что загадочная болезнь детей была не более чем какой-то уловкой. Почему он не стал настаивать, чтобы кто-то поторопился и привез его детей? Я молча пошла вслед за мужем, ничего не понимая. Тетя Пани чего-то недоговаривала. Я ясно это чувствовала, но где-то внутри у меня была мысль о том, что так будет даже лучше. Я видела своих пасынков на свадебной церемонии. Они были как две уменьшенные копии своего отца. У них было ленивое выражение лица, и двигались они до раздражения медленно. Мне не понравилось то, что Пани одержала победу, но еще больше меня страшила мысль о необходимости жить со своими простоватыми пасынками.

Я повернулась и поцеловала маму в лоб.

— Я тебя очень люблю, — сказала я.

Она обхватила мое лицо ладонями и посмотрела на меня долгим и тяжелым взглядом, как будто бы хотела запомнить каждую черточку моего лица, потому что она уже знала, что это последний раз, когда она видит и прикасается ко мне. Что мы никогда больше не увидимся с ней.

Уже с корабля я видела, как моя мама стояла на берегу и по мере того, как корабль уходил в море, уменьшалась в размерах. В конце концов ее зеленый платок уже нельзя было различить в толпе провожающих, которые еще продолжали махать руками.

О, наше морское путешествие…

Это путешествие было настолько ужасным, что просто не поддается описанию. У меня почти все время была лихорадка, кружилась голова и тошнило так сильно, что казалось, желудок просто хотел выпрыгнуть из меня. Иногда я чувствовала себя настолько плохо, что хотелось умереть. Мой муж лежал как недвижимая и потому сама такая же беспомощная скала рядом со мной, в то время как я, как змея, извивалась на постели, пытаясь спастись от тошноты. Болезненно кислый запах преследовал меня везде. Он чудился мне в волосах, в одежде, В постельном белье, в дыхании — он просто был повсюду. Я чувствовала его даже в липком морском воздухе на палубе.

Я проснулась в кромешной темноте от отчаянной жажды и почувствовала нежные прикосновения чьих-то рук к своему лбу.

— Ама, — слабо позвала я. Находясь в полной прострации, мне показалось, что это моя мама пришла, чтобы ухаживать за мной. И я улыбнулась ей. Но мне в глаза смотрел мой муж с очень странным выражением лица. Застигнутая врасплох пониманием того, что это не мама, я моргнула и уставилась в пустоту, не в силах вновь взглянуть на него. Во рту все пересохло.

— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил мой муж.

Стена была разрушена.

— Пить хочется, — хрипло ответила я. Он повернулся, и я увидела, как он налил мне немного воды. Я пила воду и смотрела на его лицо, излучавшее доброту. Все оставшуюся жизнь я помнила этот момент, потому что никогда больше не видела в его глазах такого откровенного желания.

На лазурном небе не было ни облачка, а морская гладь была спокойной и прозрачной, и от нее отражались солнечные лучи. Задумчиво глядя в зеленую глубину моря, я думала о загадочных городах с великолепными дворцами, которые служили жилищами для могущественных полубогов, ослепительными минаретами и причудливыми морскими цветами, о которых рассказывала мама и которые я скоро увижу. А на самом корабле десятки людей стояли под мачтами и внимательно вглядывались в приближающийся берег. Воздух дрожал, как будто бы тысячи птиц хлопали крыльями. И для меня это были крылья надежды.

Для моих неискушенных глаз бухта Пинанг показалась очень волнующим местом. На берегу находилось больше людей, чем я видела за всю свою жизнь. Они казались мне колонией муравьев, бегающих по муравейнику на песчаной дюне. Да и сами люди показались мне странными. Я смотрела на них в простодушном изумлении.

Здесь были арабские купцы с черной, как спелые маслины, кожей, в длинных, до самых пят, халатах и пестрых тюрбанах. Даже издали их богатые одеяния казались красочным воздушным змеем в голубых небесах. Их головные уборы, которые они носили с надменным видом, массивные кольца с драгоценными камнями на толстых пальцах, переливались на солнце всеми цветами радуги. Они приезжали сюда торговать специями, слоновой костью и золотом. По ветру разносился их странный гортанный говор, долетавший до моих ушей.

Здесь были и китайцы — узкоглазые, с плоским носом и вечно чем-то занятые. Ни секунды праздного безделья. С голым торсом, загорелые до темно-бронзового цвета, они шли, сгибаясь под тяжестью мешков, которые они без устали переносили из барж и траулеров. Для моих молодых глаз, привыкших оценивать только четкие черты и большие глаза моих соотечественников, их плоские лица, похожие на луну, казались верхом безобразия.

Местные жители, кожа которых была похожа на цвет зреющего кокоса, прохаживались в разные стороны со скучающим видом. Благородные черты их лиц свидетельствовали о чувстве собственного достоинства, но и они не были хозяевами на своей собственной земле. Я не знала тогда, что их война против белых людей была быстро проиграна, а сопротивление — жестоко подавлено.

Первыми на берег высаживались европейцы. Проживая отдельно в первом классе, они, очевидно, питались настолько хорошо, что это не замедлило отразиться на их фигурах. Высокие, заносчивые и изысканно одетые, они выходили на берег с видом богов, как будто весь мир принадлежал только им. Их бледные, высокомерно поджатые губы показались мне странными. Мужчины были необычайно предупредительны с женщинами, которые надменно держали голову, были туго затянуты в корсеты и носили с собой небольшие зонтики от солнца. Женщины с величественным видом выходили на берег под руку с мужчинами и садились в прекрасные автомобили и разукрашенные кареты. Самое сильное впечатление произвели на меня поразительно белые перчатки и кружевные носовые платки.