– Это ты, значит, шпион. Не очень-то ты похож на крутого разведчика, дружочек, – раздражение прошло, уступив место сочувствию.

Мальчишка казался совсем юным, выглядел жалким и испуганным, совершенно несчастным.

– Как тебя зовут? – уже намного мягче поинтересовалась Марина.

– Женя, – прошептал он.

Тьфу ты, черт, история действительно повторяется. За закрытой дверью жалкий, болезненный Женя и она, Марина, то ли человек, то ли монстр, кто бы понял…

– Это я тебя так? – тихо спросила женщина, отворачиваясь.

– Да.

– Прости…

– Кто вы?

Алексеева резко обернулась.

– Это ты меня спрашиваешь? А товарищ полковник считает, что как раз твоя задача – рассказать мне, кто я! – в сердцах воскликнула она.

– Вы? Я не знаю, кто вы.

– Ты меня боишься. Я по глазам вижу, вы все боитесь, и полковник боится, и те, кто был рядом раньше. Я – не человек, так ведь ты думаешь? Омерзительный монстр, располосовала тебе лицо? Страшно тебе, мальчишка? – горько спросила женщина.

Ей хотелось кричать и кусаться, выплеснуть отчаянье и бессилие последних дней, проклиная жизнь и природу, хотелось плакать, вопить так, чтобы слышал весь этот спятивший мирок.

Парень посмотрел на нее с внезапной жалостью в глазах. Его еще почти детское лицо стало вдруг серьезным, внимательным.

– Страшно, – твердо ответил Женя. – А еще страшнее оттого, что я все видел. Я был рядом с вами от начала до конца. Вы не человек, Марина. Вы нечто большее, вы – будущее.

Алексеева скривилась, недовольно повела плечами.

– Оставь свой дешевый пафос, мальчик, – ей не хотелось вслух повторять его имя, имя из своих страшных снов.

– Это не пафос. Эксперимент полковника Рябушева направлен на проверку действия пластохинона. Ваш дневник у них. Они все знают.

– Все знают, – эхом повторила Марина. – Как они могут знать то, что не знаю даже я? Откуда им известно про эс-кей-кью-один больше, чем мне?

– Марина, послушайте…

Женщина коснулась его теплой руки. Парень отшатнулся, но пересилил себя и взял ее за руку.

– Ты слишком много знаешь для простого разведчика, который заблудился возле военной части, – спокойно сказала Алексеева, глядя ему в глаза. – Ты не просто так оказался здесь, правда ведь, Женя?

– Ваш ребенок находится в бункере конструкторского бюро. Это там, где…

– Я знаю, где этот бункер, двадцать лет жила в этом городе, – резко перебила Марина. – Значит, те ребята-сталкеры все-таки спасли моего мальчика. И притащили его в бункер конструкторского бюро. И как же отреагировало ваше командование?

– Отец разрешил оставить ребенка у нас.

– Отец? Так ты – сын начальника бункера? Ну что же, все сходится. Тебя отправили в разведку, а точнее – выкрасть блокнот, пока вояки не вычитали там что-нибудь интересное. А ты, как молодой герой, естественно, вызвался сам. Сколько тебе лет? Семнадцать, двадцать? Мои юнцы в бункере так же рвались на подвиги…

– Вы правы. Мы пошли отрядом вызволять дневник. Отец велел разведать обстановку… И все погибли. Я не знаю, как это называется… Они помешались и начали палить друг в друга. А я бежал, не остановил их. И решил закончить задание сам. А потом попался. Почти в тот же день, что и вы.

– Наивный мальчик. Шататься по городу в одиночку – очень смело и очень глупо. Надо полагать, мою историю до мутации ты прекрасно знаешь? В дневнике очень подробно описано, как я пыталась спасти мой тонущий корабль, – голос женщины звучал слишком спокойно, а в глазах полыхал огонь.

– Да. Я знаю. Вам же интересно, что было потом?

– Какой догадливый мальчик. Ты же понимаешь, что уже не жилец? Смертник… – с жалостью прошептала Марина. Ей почему-то был очень симпатичен этот парень с испуганным лицом и огромными глазами.

– Я знаю, – Женя отвел взгляд, не желая, чтобы она видела его страх. – Но я не хочу, чтобы мое участие в этом эксперименте завершилось так, как хочет этого Рябушев.

– Не томи, дружочек, чего там хочет полковник?

Парень мялся, не знал, как сказать. Ему было жутко зачитывать свой собственный смертный приговор.

Марина смотрела на воспаленные шрамы на его лице и отчего-то вспоминала вкус свежего мяса.

– Нет. Нет. Этого не может быть, – ее вдруг осенила догадка. – Никогда. Я – человек, не монстр, не тварь.

– Один из этапов эксперимента – проверить, насколько устойчивы изменения. Известно, что под воздействием голода на поверхность всплывают хорошо забытые инстинкты. Рябушев рассчитывает именно на этот эффект, – наконец тихо сказал Женя. Он смотрел на женщину не отводя глаз, и ему было бесконечно жалко ее. Странное, безумное чувство – сострадание к той, что должна была, по замыслу полковника, стать его палачом.

– Не дождется…

– Марина… – парень стиснул ее руку. – Он дождется.

Женщина вырвала руку, отшатнулась.

– Не смей так говорить. Я – человек! – крикнула она.

Парень опустился на корточки рядом с ней, сжал ее ледяные ладони в своих, теплых.

– Вы не помните, что с вами происходило. А я помню. В вас течет моя кровь. Та капельница, один из методов вашего возвращения, переливание крови. Если я должен умереть так, это лучше, чем быть расстрелянным вояками… – прошептал он.

Женя закатал рукав. На сгибе локтя красовался синеватый след.

Марина замерла, тупо уставившись на его руку.

– Не говори так никогда. История повторяется. Женя, другой Женя, из бункера в Раменках… Я изувечила его и добила… Страшно… Как же страшно… – бессвязно зашептала она.

– Даже если так, что мы изменим? Ничего. Я не хочу, чтобы вы видели, как я боюсь. Хочу умереть храбро. Вы – будущее, и умереть ради такой цели куда благороднее, чем сдохнуть как собака под дулом автомата! – с каким-то юношеским наивным порывом воскликнул парень.

– Оставь свой героизм. Он никому не нужен, и тебе в первую очередь, – устало ответила Алексеева. – Это мы еще посмотрим… Человек – царь природы, сказал когда-то один мудрец. Я никогда не верила в это, но сейчас хочу поверить. Расскажи мне, что за эксперимент затеял полковник.

* * *

Месяц назад. Ноябрь 2033

Егор Михайлович расхаживал по кабинету из угла в угол, раздраженный, сердитый. Он залпом допил чай из кружки и стукнул ею по столу.

– И куда, черт бы вас подрал, делся этот дневник?! – начальник был невероятно зол.

Последние несколько дней в бункере автоконструкторов медленно, но верно накалялась обстановка. Найденный в закрытой квартире ребенок развивался слишком быстро. За считанные недели малыш успел настроить против себя половину жителей убежища одним только фактом своего существования. Женщины, ответственные за воспитание детей, спустя месяц отказались следить за младенцем. Они пришли к начальнику с просьбой освободить их от этой обязанности, старшая воспитательница кричала в голос, угрожая едва ли не бунтом, если мальчик останется в общей детской комнате.