знаем наверняка, что это Братва, — тихо отвечает Лука. — Но будь уверен, Витто, мы не позволим проигнорировать ее смерть.

— Я не смогу быть на похоронах. Убедитесь, что…

— Я со всем этим разберусь, папа, — говорит Катерина, снова делая шаг вперед и вздернув подбородок. — Ни о чем не беспокойся. — Она подходит к его постели, не глядя на Франко, беря отца за другую руку. — Я прослежу, чтобы маму должным образом похоронили.

Тогда я понимаю, с некоторым потрясением, что она действительно любит своего отца. Полагаю, это не должно было меня удивлять, я уверена, что мой собственный отец совершил много такого, что было таким же жестоким, как все, что делал Росси. В конце концов, он работал на него, действительно служил ему. И я глубоко любила своего отца. Но я не осознавала того, что он делал, всего, частью чего он был. Катерина, конечно, знает больше, ее воспитали, чтобы она была частью этого, вышла замуж за правильного мужчину и была хорошей женой мафиози. Но она все еще любит его. И теперь он и Франко, это все, что у нее осталось.

— Давай, — коротко говорит Лука, отпуская руку Росси и направляясь ко мне. — Пришло время доставить тебя домой в целости и сохранности.

Слова должны быть обнадеживающими, но это не так. Я знаю, что у меня нет выбора, поэтому послушно следую за Лукой из больничной палаты к лифту, всю дорогу храня молчание. Кольцо на его пальце мерцает на свету, красный рубин поблескивает. Кольцо, сидящее на его правой руке, олицетворяет такую же самоотверженность, как и золотая лента на левой, и я не могу не задаться вопросом, какая самоотдача, если дойдет до этого, одержит верх? Он обещал обеспечивать мою безопасность, сделал меня своей женой, чтобы выполнить именно это, и все же, если титул, который он только что поклялся соблюдать, требует иного, что он выберет?

Это заставляет меня чувствовать себя более неловко, чем когда-либо, и я не могу избавиться от этого чувства, когда мы садимся в машину Луки и едем через несколько кварталов обратно к высотному зданию, в котором он… мы живем. Это продолжается всю дорогу до пентхауса, и когда мы входим в гостиную, и он нажимает кнопку, чтобы раздвинуть жалюзи и залить комнату светом, я поворачиваюсь к нему лицом.

— И что теперь? — Я тяжело сглатываю, глядя на своего нового мужа. — Когда состоятся похороны?

— Завтра, — натянуто говорит Лука. — Но ты не пойдешь.

— Что? Конечно же, поскольку мы женаты, люди будут ожидать увидеть меня там…

— Ожидается, что тебя увидят много раз, но этот случай меня не особенно беспокоит. — Слова холодные и отрывистые. — Ты останешься здесь. Это уменьшит вероятность того, что Братва попытается напасть на нас на похоронах, хотя я надеюсь, что у Виктора хватит уважения воздержаться от этого.

— А как насчет меня здесь? — Холодный страх пробегает по моему животу и позвоночнику, Лука решил, что от меня слишком много проблем? Он предпочитает, чтобы Братва пришла за мной сюда, чем снова подвергать всех остальных опасности? И если это так, почему бы просто не пойти дальше и не избавиться от меня?

— Ты не должна покидать пентхаус ни под каким предлогом. Моя охрана будет удвоена, и я назначу тебе личного телохранителя.

— До каких пор? — Я чувствую, как нарастает паника. — Мы так не договаривались, Лука. Предполагалось, что мне предоставят мою собственную квартиру, так что нам не обязательно оставаться здесь вместе…

— Пока Братва не будет вытеснена с территории. — Он шагает ко мне, с жестким блеском в его зеленых глазах. Он выглядит таким же красивым, как всегда, иногда я предательски думаю, что он выглядит наиболее привлекательным, когда он такой, холодный, злой и почти устрашающий, но твердый и высеченный, как будто сделан из гранита. Этот жесткий и холодный мужчина обжигает, только когда дело касается меня, и немного смягчается, только когда мы соприкасаемся. Но я не могу так думать. Я не могу думать о нем так, чтобы это могло заставить меня хотеть его еще больше, ослабить бдительность, испытывать к нему неосторожные чувства и даже ненависть. Я не могу позволить себе смягчиться по отношению к этому человеку, который теперь стал еще более могущественным, чем раньше, которому, возможно, придется быть и совершать еще более ужасные вещи, чтобы удержать власть.

— Сколько времени это займет? — Мой голос дрожит так сильно, я пытаюсь сдержаться, и скрыть это. Я не хочу, чтобы Лука знал, как я боюсь… его, их, всего этого, но я не могу остановить это.

Он беспечно пожимает плечами, как будто это не имеет значения.

— Кто знает? Недели? Месяцы? Года? Я не могу знать ответ на этот вопрос, София. Они потерпят поражение, когда поймут, что не могут победить, и не раньше. Виктор так просто не сдастся.

Меня охватывает паника. Я чувствую, как мое рациональное, логическое мышление ускользает перед лицом того, что меня будут держать фактически пленницей в этом пентхаусе, каким бы роскошным он ни был, в течение неопределенного количества времени.

— Нет! — Восклицаю я, качая головой и отступая назад, пытаясь установить некоторую дистанцию между нами. — Ты обещал, ты сказал мне, что если я выйду за тебя замуж, я буду в безопасности, что…

— Ты будешь, — терпеливо говорит Лука, но я слышу, как это исчезает из его тона. — Со временем.

— Но ты не можешь сказать мне, сколько потребуется времени! — Я тяжело сглатываю, чувствуя, как комок в горле набухает и душит меня. — Росси не смог даже защитить свою жену, и теперь ты хочешь, чтобы я чувствовала себя в безопасности, когда ты говоришь, что я даже не могу покинуть эту квартиру?

— Росси теперь не дон! — Громыхает Лука, делая два шага ко мне. Прежде чем я успеваю хотя бы попытаться кинуться к нему, он подхватывает меня на руки, как будто я вообще ничего не вешу, в стиле новобрачной. Ирония этого не ускользает от меня, и я извиваюсь в его объятиях, пытаясь освободиться, пока он несет меня вверх по лестнице. На полпути мне почти удается высвободиться, и Лука разочарованно рычит, от звука которого у меня по спине пробегают мурашки, что не совсем неприятно.

Что, черт возьми, со мной не так? Почему эти ссоры меня заводят? Я не завожу его специально, или это так? Гнев Луки одновременно пугает и возбуждает меня, и я этого не понимаю. Как будто часть меня хочет, чтобы он взял все под свой контроль, как в ночь перед нашей свадьбой, чтобы заставить меня чувствовать то, что я не могу позволить себе чувствовать с ним.

— Так тебе и надо, если я уроню тебя с этой лестницы, — рычит Лука, ненадолго ставя меня на землю. На мгновение мне кажется, что он