В сущности, Флоренция процветает лишь под властью жесткого правителя, и это верно до сих пор. В год, когда Никколо Макиавелли появился на свет, государством фактически правил узкий круг олигархов во главе с представителями могущественной ветви Медичи, и все это скрывалось за внешними атрибутами так называемых демократических институтов. Едва ли на такую власть кто-нибудь мог решиться посягнуть. В 1466 году, за три года до рождения Никколо, несколько высокопоставленных горожан, многие из которых ранее поддерживали Медичи или пользовались их покровительством, сговорились захватить власть, но их замысел провалился из-за невезения, несвоевременных действий и предательства некоторых заговорщиков. В результате Медичи не только упрочили позиции во Флоренции, но и стали изыскивать возможности усилить свое влияние и за пределами города. В июне 1469 года, месяц спустя после рождения нашего Никколо, Лоренцо ди Пьеро де Медичи сочетался браком с Клариче Орсини, наследницей могущественного и воинственного римского рода, и тем самым не только обзавелся связями в папской курии, но и получил доступ к реальной военной силе.

В 1466 году заговорщиками, видимо, руководило желание вернуть конституционное правление, существовавшее до 1434 года, когда к власти пришли Медичи, и отличавшееся тем, что в управлении государством участвовало больше олигархов. Со временем, виртуозно используя различные политические и военные предлоги и накрепко привязав к себе подчиненных деньгами своего банка, Медичи сумели сосредоточить власть внутри узкого круга элиты. До 1434 года результаты голосования периодически проверялись, что обусловило политическую пригодность кандидатов, доказав которую можно было участвовать в жеребьевке и рассчитывать на некую должность. Считалось, что выборы по жребию не допускают к власти демагогов. К тому же существовали определенные ограничения (divieti), которые не допускали к власти горожан, занимавших государственные посты ранее, их ближайших родственников, а также людей разорившихся и задолжавших налоги. В любом случае чиновник занимал должность недолго — от двух до шести месяцев, — что не только обеспечивало сменяемость кадров, но и препятствовало узурпации власти. Чтобы уравновесить недостаток политической преемственности, периодически собирались временные совещательные комитеты (consultе е pratiche), а судя по именам их участников, нетрудно понять, кто на самом деле правил Флоренцией.

Сколь престижным ни было участие в таком комитете, все надежды флорентийцы возлагали на три высших органа городского управления (Tre Maggiori): Совет Двенадцати Добрых Мужей (Dodici Buonomini), Совет Шестнадцати Знаменосцев (Gonfalonieri di Compagnia) и Приорат (Priori delle Arti). Первые два органа — двенадцать старейшин и шестнадцать гонфалоньеров[8] — образовывали Совет Синьории. В Синьорию, важнейший совещательный орган Флоренции, наделенный высшей исполнительной властью, входили восемь приоров (представителей ремесленных цехов) и ее руководитель — Гонфалоньер справедливости (Gonfaloniere di Guistizia). Чтобы обезопасить государство и допустить к жеребьевке лишь самых достойных, в конце XIV века была учреждена должность выборщиков (accoppiatori) — они должны были наполнять мешки табличками с именами тех, кто прошел общую проверку. Принимать новые законы имели право только два традиционных законодательных совета, в которых участвовали различные слои населения.

Однако во время политического переворота после прихода к власти Медичи «избранные» были уполномочены не только отбирать кандидатуры, которым каждые два месяца предстояло избираться в Синьорию, но и включать и исключать из жеребьевки горожан независимо от результатов проверки. Для проведения столь радикальной конституционной реформы клика Медичи воспользовалась испытанной системой: был созван парламент (общее собрание всего мужского населении, наделенного минимальными выборными правами) для получения санкции на созыв бальи (balia), временной чрезвычайной комиссии, имевшей право изменить конституцию. В конце XIV века, с целью ужесточения контроля над городом, правящий режим вновь насильно созовет бальи, которые в свою очередь утвердят два законодательных органа: Совет Ста (Cento) и Совет Семидесяти (Settanta),[9] которые почти полностью состояли из приспешников Медичи. В итоге попасть в правительство становилось все труднее и труднее. Хотя подобная система не только не была закрытой, но и не удовлетворяла честолюбие всех желающих (заговор 1466 года спланировали члены Совета Ста, тогда как в заговоре Пацци 1478 года участвовало немало тех, кому Медичи когда-то отказали или оскорбили), она все же позволяла успешно злоупотреблять властью.

В дневниках сера Бернардо мы не найдем комментариев, касающихся флорентийской истории и политики, однако в трактате его сына «История Флоренции» (IstoriFiorentine) упоминаются некоторые эпизоды, которые вполне могли повлиять на мировоззрение Никколо. Он мог присутствовать на казни Франческо де Пацци в апреле 1478 года, где пристально наблюдал за окружающими и молча вздыхал. Никколо почти наверняка видел, как толпа молодежи проволокла по улицам Флоренции тело Джакопо де Пацци, отца Франческо, а затем сбросила в реку Арно (что с таким восторгом и восхищением описал в «Ромоле» Джордж Элиот — человек, не имевшей собственной семьи). Нет никаких свидетельств того, что сам Никколо участвовал в надругательстве над покойным, но образ окоченевшего тела Джакопо, которое со стуком волокут по мостовой, заставлял Макиавелли размышлять о том, что он называл «ярчайшим примером превратностей судьбы, когда человек с высот богатства и благополучия оказался так позорно низвергнут в бездну величайшего злосчастья». Если учесть, что родственник сера Бернардо, Джироламо, неверно выбравший союзников, был изгнан и брошен в темницу, а затем безвременно скончался, Макиавелли-старший имел все основания держаться подальше от политических баталий.

По соседству с Макиавелли проживало множество богатых и влиятельных людей. Напротив их дома расположился особняк состоятельного семейства Гвиччардини, покровителей местной приходской церкви (а также монастыря для выходцев из аристократии) Санта-Феличита. Никколо был старше отпрысков Пьеро Гвиччардини, и впоследствии дружба с Луиджи и в особенности с историком и политиком Франческо принесла ему немалую пользу. Еще при жизни Никколо семейство Гвиччардини расширило свои владения на этой улице: они приобрели несколько домов Беницци — небольшого, но вымирающего рода, состоявшего в близком родстве с Макиавелли.

Дальше по Виа деи Барди располагалось величественное палаццо Джульельмо Каппони, владельца лечебницы Сан-Джакомо делль Альтопачио и преданного сторонника Медичи. Лечебница являлась бенефицием[10] семьи Каппони, которое успешно выправило его незавидное финансовое положение. Позже в комедии «Клиция» (Clizia) Макиавелли выразит свое восхищение этим образцом предприимчивости. Далее, неподалеку от Понте Санта-Тринита, проживали члены влиятельного и довольно замкнутого семейства Каппони, а также те, кого называли банкирами (di banco) за накопленные ими в банках средства. Рядом жили их недавние партнеры Веттори, а сын Пьеро Веттори, Франческо, был на пять лет моложе нашего Никколо и впоследствии сыграл важную роль в его жизни. Пьеро Веттори, Пьеро Гвиччардини и мессер Бернардо Макиавелли владели собственностью в одном и том же районе в предместьях Флоренции, и, вероятно, поэтому их дети, невзирая на разницу в возрасте и происхождении, сдружились. На Виа Маджио, сразу за домом Макиавелли, жили Ридольфи, настолько преданные Медичи, что один из них впоследствии женился на дочери Лоренцо де Медичи. Дальше по той же улице находились дома Корсини, семейства не совсем аристократического — хотя и повлиятельнее Макиавелли, — один из потомков которого займет важное место в жизни Никколо.