такого поворота событий. Он спускается с берега, осторожно прокладывая маршрут, чтобы перехватить пьяного, но тот слишком быстр. Пьяница уклоняется в сторону и проносится мимо Ниша, обдавая его запахом несвежего спиртного.

Вы едете не туда, — говорит Эффи.

Пьяница приостанавливается и смотрит на деревенский знак, затем снова на Эффи. Глаза у него дикие, широкие, налитые кровью, со зрачками как блюдца.

«Der gon kill ush all!» Голос пьяницы трещит, когда он выкрикивает свое предупреждение.

Эффи дважды моргает.

«Остановите его!» — кричит водитель автобуса с дальней дороги.

Мужчина переходит на бег, с удивительной скоростью шатаясь по спрессованному снегу, оставленному микроавтобусом. «Спасайтесь! кричит он в ночной воздух.

А потом он исчезает, растворяется в метели.

Глава 3

Внутри паба тепло и сухо, воздух пропитан древесным дымом. В камине с ингленуком горит и потрескивает огонь. Из кухни доносится непередаваемый аромат жарящегося мяса.

Несмотря на то, что трактир является самой сутью уютного рождественского комфорта и веселья, он практически пуст. Погода побудила людей остаться дома.

Зданию сотни лет, но оно хорошо сохранилось. На протяжении веков широкая гостиная представляла собой две комнаты — бар для мужчин и семейный салон для женщин и детей. Но теперь она открыта и превратилась в длинную гостиную с обтесанными кирпичными колоннами. По потолку тянутся старые почерневшие дубовые балки, украшенные гирляндами сушеного хмеля. Стены грубо оштукатурены и окрашены в белесый цвет со следами никотина, оставшимися еще со времен запрета на курение. Конские медяки, кувшины Тоби и старинные фотографии в рамочках занимают практически все свободные поверхности. С одной балки свисает охотничий рог. Ниш представляет себе всадников в белом и красном, спускающих с лошадей, окруженных целым морем лисьих гончих, чтобы утолить жажду, которую они утолили, гоняясь за своей добычей по сельской местности. Окна изнутри закрыты деревянными жалюзи, выкрашенными в белый цвет, дополняющий оттенок стен. В углу нелепо поблескивают два игровых автомата.

Паб украшен к Рождеству. Искусственная сосна — одна из тех старомодных, которые даже не пытаются скрыть, что сделаны из пластика и проволоки, — усыпана мигающими огоньками и золотой мишурой. Из-под земли сыплются подарки — коробки из ржавой бумаги, скрепленные пожелтевшей лентой. На вершине сидит старинный ангел, его корона задевает низкий потолок. Она похожа на переделанную куклу из туалетного рулона, а ее широкая квадратная юбка скрывает верхушку дерева.

Со стен глубокого камина свисают чулки — не чулочно-носочные изделия, а искусственная обувь в форме ботинок в аляповатых красных и зеленых тонах. Самодельные бумажные цепи петляют между открытыми балками.

Создается эффект аскетичного рождественского прошлого, возрожденного с искренностью, а не китчевой иронией.

В баре один из роликов с насосом рекламирует сезонное специальное блюдо. Мультяшный северный олень размахивает злобным кинжалом, его рога собраны в замысловатую корону, а в качестве носа используется светящийся красный светодиод. Пиво называется «Месть Рудольфа», это имперский эль с таким ABV, которое кустистые бородатые поклонники крафтового эля могут назвать «полнотелым», «пробивным» или даже «вызывающим».

Стив и Джесс стоят у длинной дубовой стойки, их обслуживает хозяин заведения, мужчина в монокле и фиолетовом пиджаке, который чаще всего можно увидеть на ведущем дневного игрового шоу. Как и в случае с рождественскими украшениями, эффект скорее искренний, чем ироничный.

Ниш уже давно не отходил от тяжелой, усталой иронии хипстерского Лондона. Есть что-то освежающее в людях, которые занимаются делом, не закатывая глаза на то, как они «лол занимаются делом».

Потная пинта «Мести Рудольфа» стоит на барной стойке в стеклянной цистерне с ямочками. Хозяин заканчивает наливать в чашку джин с тоником, легкий со льдом, тяжелый с джином, и называет Стиву цену.

Черт возьми, вы знаете, сколько бы это стоило в Лондоне?

«Из большого дыма, да? Путешествуете домой на Рождество?

Что-то вроде этого, — говорит Стив, протягивая телефон.

Хозяин дома смотрит на телефон, потом снова на Стива. Только наличные, губернатор.

Стив в замешательстве. «Наличные?» — говорит он, как будто речь идет о чужом понятии. «Приятель, я уже много лет не ношу наличные».

* * *

«Вы что, королева? Это шутка, но в голосе хозяина дома слышны жесткие нотки. Но потом он меняет свое мнение. «Простите, а где же мое рождественское настроение? Это на дом».

«Правда? говорит Джесс, принимаясь рыться в своей сумочке.

«Это была хорошая пара лет для паба, — говорит хозяин. Вы, городские жители, приезжаете в такую даль, чтобы погулять на природе. На деревенской зелени круглый год полно места. С самого начала пандемии мы продавали напитки на вынос, а потом, как только появилась возможность, стали готовить еду на улице. Вам это нравилось. Не могли насытиться нашим деревенским воздухом и гостеприимством. Возможно, теперь все изменится, но я думаю, что люди вернутся, наполнив свои легкие нашим чистым деревенским воздухом. Так что, счастливого Рождества!

«Ну, за вас», — говорит Стив. Он поднимает свой бокал и делает глоток.

«Вы ведь не откажетесь оставить хороший отзыв на Trip Advisor?» — говорит хозяин.

«Пять звезд, как только появится сигнал».

Сигнал был ужасным после пожара.

«Пожара?»

Радиомачта 5G. Загорелась однажды ночью, очень загадочно». Хозяин дома лукаво ухмыляется. Если Всемирный экономический форум думает, что сможет заразить нас своей пландемной болезнью, то у них на уме другое.

Ты им показал, приятель. Стив неловко смеется. У вас тут вообще есть Wi-Fi?

«Мы паб. Если люди хотят весь день смотреть в свои экраны, они могут сидеть дома».

Джесс и Стив берут свои напитки и ищут, куда бы присесть. Столы собраны в длинный ряд, на них расставлены места для еды. Возле каждого места лежат крекеры. Вдоль столов расставлены свечи, обмотанные мишурой, — миниатюрные пожароопасные предметы, призванные держать обедающих в напряжении. За ближайшими к огню столами сидят четверо жителей деревни, одетые как знакомые, но неуместные карикатуры.

Викарий, пожалуй, меньше всех. Он одет в черный плащ с аккуратным белым ошейником. Он мог бы соответствовать атмосфере сонной деревни, если бы не тот факт, что ему около 30 лет, он подстрижен под каре, его рост легко превышает шесть футов, а мускулистая атлетика и круглогодичный загар выдают в нем человека, привыкшего к тяжелому физическому труду. Не исключено, что он деревенский викарий, просто это очень, очень маловероятно.

Рядом с ним — молодая блондинка, втиснутая в ярко-красное платье с декольте, напоминающим выпуклость двух идеально пропеченных губок «Виктория» на деревенском празднике. Количество демонстрируемой ею плоти обратно пропорционально ее близости к бушующему огню.

Напротив нее сидит бледная белая женщина лет тридцати, но одетая как гранд-дама на несколько десятилетий старше. Ее