видишь, я навьючил на верблюда Байыра две кадушки. Садись на него и отправляйся к соседнему колодцу. Из воды того колодца чай вкуснее. Только очень прошу тебя, если в пути верблюд станет щипать траву или ненадолго уклонится с дороги, не мешай ему. Не понукай и не слезай с него. А чтобы вам было не скучно, возьмите с собой Акбая.

Вот мы и тронулись в путь: Акбай, верблюд и я. Идём, идём, а колодца всё нет и нет. Потом уж я узнал, что до того колодца двенадцать километров. Не малый путь. А Байыр — шлёп, шлёп, там травинку перехватит, там бархан стороной обойдёт. Акбай за сусликами гоняется, зайцев спугивает. И попался нам навстречу один яшули, почтенный старец: «Сын мой, куда направляешься на ночь глядя? — спрашивает. — Из какого ты коша?»

Так и так говорю. Яшули испугался: «До колодца недалеко, но солнце на закате, как бы беды не нажить?» Взялся он за недоуздок, да тут Акбай как прыгнет яшули на спину. Я кричу: «Пошёл прочь!» А пёс и ухом не ведёт. Отпустил яшули недоуздок. Тут Акбай яшули отпустил. Верблюд мой дальше поплыл. «Подгоняй его, — кричит яшули, — ночь скоро. Заблудишься в песках!» — «Хорошо», — говорю, а сам наказ Чары-ага крепко в голове держу: не бить верблюда и не понукать.

Пришли мы к колодцу. Бросились к нам собаки со стороны коша, но смолкли вдруг, хвостами завиляли, будто за своих приняли. За собаками вышел парень, лет на пять постарше меня. Я сижу на верблюде гордый-прегордый: «Смотри, мол, как я по пескам езжу!» А он кивнул мне так, будто я не джигит на верблюде, а муха. Посадил мою скотинушку, наполнил кадушки водой и рукой помахал: «Счастливо!» Встал верблюд и пошёл. Теперь он уже не щипал траву, широко шёл, торопился. И Акбай за сусликами не шнырял, рядом бежал, охранял. Затемно явились мы на свой кош. Чары-ага ждал нас и похвалил.

— Молодец, сынок! Молодец, Акбай! Доброе дело сделали.

До самой осени возил я воду на кош. И только перед отъездом в аул узнал: Акбай и Байыр, когда меня не было, одни воду доставляли чабанам. Чары-ага приучил их к этому.

ПЕСЧАНАЯ БУРЯ

Когда Акбай был молодой, он спас отару.

Помощник Чары-ага ушёл в селение за свежими лепёшками, остался Чары-ага один с отарой. Ему в пустыне не страшно, дорогу с закрытыми глазами найдёт, волки нападут — есть ружьё и верный Акбай.

Но вдруг над барханами — дымок, словно кто-то трубку закурил. Если барханы закурились, жди бури.

Погнал Чары-ага овец в низину. В низине ветер потише. Акбай вокруг отары бегает, овец в кучу сбивает. Если овцы испугаются, побегут, их тогда не остановишь и не соберёшь.

В бурю овцы — голову к земле и бредут, куда их ветер гонит, а гордый верблюд — наоборот, идёт на ветер грудью.

Гудит буран, от пыли темно, солнца не видно.

Завернулся Чары-ага в бурку, лёг возле отары, а буря всё сильней. Вскочили овцы и побежали. Бросился Чары-ага следом — ветер с ног сбил. Песок в глаза лезет, в нос, в уши, на зубах скрипит. Тьма, как в погребе. Решил Чары-ага переждать бурю.

Под утро ветер затих. Выбрался Чары-ага из-под песчаного холмика, осмотрелся — ни овец, ни собаки.

Поискал, поискал — колокольчик нашёл. Такой колокольчик вожак отары носит, козёл. Его Серке называют. Потерял колокольчик Серке — беда. Колокольчик далеко слышно, а как теперь искать? Все барханы не обегаешь.

Поспешил Чары-ага в селение, поднял людей. Четыре дня искали отару, на пятый нашли. И где? За двести километров от пастбища.

Паслись овцы возле старого заброшенного колодца, и с ними был Акбай.

Пересчитали овец — все целы. Спасибо собаке! Пять дней голод и жажду терпела, а овец не бросила, чабана ждала.

ВЕРБЛЮД И МАЛЬЧИК

А верблюд Байыр тоже знаменитый.

Байыр — это значит холм — такой он сильный и большой.

Когда Байыр состарился, ему перестали давать работу, думали, что так лучше, а Байыру было плохо, он тосковал.

Но однажды к Байыру подошёл сын дяди Кулы, Мурад. Он дал ему кусок лепёшки.

— Меня зовут Мурад, — сказал мальчик верблюду, — а тебя Байыр. Давай дружить.

Мурад приходил к верблюду каждый день, угощал его, гладил ему шею. А верблюд, чтобы сделать приятное другу, ложился на землю. Так он приглашал Мурада покататься.

В конце мая, когда трава в пустыне выгорела, Мурад брал с собой Байыра собирать дрова. Пушистые вязанки тонкого степного дерева были не тяжёлые, но старый верблюд носил их на себе, гордясь, откинув голову и выставив грудь. Ведь он снова работал, он снова помогал людям.

Пошли они как-то к дальнему саксаульнику. Здесь было, много сухих веток. Мурад радовался, он работал до тех пор, пока солнце не поднялось в зенит.

Стало жарко, как в печи. Мураду захотелось пить, и тут он обнаружил, что забыл флягу с водой. До дома далеко, и Мурад решил завернуть по дороге к большому такыру. Такыр — твёрдая, ровная земля, где по весне собираются вешние воды. Мурад знал, что на такыре есть ямы, где вода сохранилась.

Такыр был виден издали. Он сверкал на солнце, как зеркало. Это выступила соль.

Байыр сначала шёл по такыру, а потом заупрямился.

— Смотри, — предупреждал его Мурад, — до дома далеко, без воды худо будет.

Он хотел сам пойти к яме с водой, но Байыр взял его губами за рубашку и потянул к себе.

— Какой ты чудной сегодня! — удивился Мурад. — Это от жары, пошли напьёмся.

Байыр не послушал друга.

Земля пружинила, как засохшее сверху тесто, но мальчик не обратил на это внимания. До ямы с водой оставалось не больше десяти шагов, как вдруг Мурад провалился по колено. Дёрнулся — и не вытащил ног. И тут почувствовал, что погружается глубже и глубже. Лёг животом на землю, но коварная земля прогнулась, из трещин стала просачиваться вода.

— Байыр! — закричал Мурад в отчаянии.

Верблюд сделал несколько шагов по неровной земле такыра, потом лёг на брюхо и пополз.

Земля проседала под Байыром, но он подобрался к Мураду ближе, ухватил его зубами за рубашку и потянул, пятясь от страшного места.

Трясина захлюпала, но Мурад уже был на свободе.

Он подполз к Байыру, обнял и потёрся головой о его смешную верблюжью голову.

— Прости