Наклонился над флягой, в глубине души еще надеясь, что это не та – другая, просто похожая. Не я же один в Новосиб за всяким нужным барахлом езжу. Взял в руки, перевернул, увидел выгравированный смайлик.

Она. Та самая.

Плохо у меня на душе стало. Муторно. Ситуация тупиковая: идти в Коровник не хочется до смерти, а не идти нельзя. Вдруг это как раз мой знакомый орал? Хотя, может, и другой кто-то, ведь фляга могла потеряться намного раньше. А если даже ее обронили и сегодня, не факт, что в Коровнике именно он. Этот слизняк, в отличие от меня, в одиночку в Зону не ходит, а подвизается в шестерках у некоего Коли Сумрака.

Сумрак – неприятный и опасный тип. Из братков. Поговаривают, он из близкого окружения самого Хазара. Это смотрящий за наркобизнесом в Искитимском районе – большая шишка в уголовном мире, поэтому с ним лучше не связываться.

Я машинально вертел в руках флягу и прикидывал ситуацию. Коля Сумрак слывет отличным сталкером, хоть и добывает хабар чужими потом и кровью. Его всегда сопровождает пара-тройка шестерок, которых он при необходимости использует в качестве отмычек. Так что мой знакомый у него в подручных не один, и, возможно, он уже погиб, а в Коровнике надрывался его напарник или, чем Зона не шутит, сам Сумрак.

Я прислушался, но человек молчал. Значит, придется идти, проверять, кто там, в Коровнике, застрял.

Крякнув с досады, пошел в сторону стремных построек по следам, оставленным в примятой траве, надеясь, что, раз Сумрак с компанией до меня прошли, значит, аномалий здесь нет. Наверняка впереди двигался кто-то из шестерок и проверял путь.

Так и есть. Чьи-то останки обнаружились метрах в двадцати от входа на огороженную территорию Коровника. Уж не знаю, что за аномалия разметала бедолагу, да только осталась от человека кучка окровавленного шмотья. И рука. Вернее, оторванная кисть. Она вцепилась в куст лебеды, словно пыталась удержаться за него, как за соломинку.

Я достал бинокль, пригляделся к кисти. На грязных пальцах с трудом различались две тюремные наколки с перстнями. Один, так называемый перстень баклана – перевернутая пиковая масть на белом фоне, – означал, что его владелец был осужден за хулиганство. Второй перстень изображал игральную карту с двумя рядами темных дырочек. Насколько я знаю, их там должно быть шесть штук. Тут все понятно и без объяснений – такие наколки носят, естественно, шестерки. Значит, чел и в тюрьме шестерил, и на воле той же дорожкой пошел. Хотя по-другому и быть не могло. Если ты привык склоняться перед сильным и жопу ему лизать, то так всю жизнь в шестерках и пробегаешь. Натура, значит, у тебя такая – рабская.

Как бы там ни было, в аномалии погиб не мой знакомый, у него наколок нет. Придется идти дальше, хочешь не хочешь.

След примятой травы обогнул кровавые останки по широкой дуге и устремился к скотоферме.

К счастью, до входа было уже рукой подать. И запашок тут витал соответствующий. Уже давным-давно здесь коров нет, а запах свежего навоза никуда не делся. Причем с каждым годом он только ядренее становится. Как по мне, так это полный беспредел со стороны пришельцев, или кто там оставил после себя эти Зоны. Нет чтобы розами пахло, а то дерьмом!

– Паскуды вы, вот кто, – громко заявил я в пространство.

Ответа не последовало. Оно и к лучшему. Некогда мне сейчас в разборки с инопланетянами встревать, пора делом заняться.

Но прежде, чем соваться в Коровник, надо выяснить, что с тем чуваком. Может, он уже загнулся? Или это не мой знакомый, а кто-то другой, на кого мне плевать с высокой колокольни. Наркоша какой-нибудь – они чаще всего в отмычки идут. Тогда развернусь и уйду обратно к периметру. Даже в Сосновку не пойду. Хабар кое-какой собрал – хватит на сегодня. Не буду судьбу дразнить. Хороший сталкер должен уметь вовремя остановиться. А я, скажу без ложной скромности, хороший, раз жив до сих пор. И если сейчас по глупости не вляпаюсь, то, глядишь, еще поживу. Вернусь в Искитим, завалюсь в «Радиант» и раздавлю с мужиками пузырь, а то и несколько.

Эта соблазнительная картинка так живо нарисовалась в моем мозгу, что я даже запах водки почуял. И вкус ее на языке ощутил. Вот что значит воображение.

На душе малость полегчало. Показалось на миг, что и впрямь в Коровнике уже некого спасать. Опоздал я. Бывает. Раз так, с меня какой спрос?

Я остановился у забора скотофермы и бодро гаркнул:

– Эй! Есть кто живой?

И тут же пожалел, что крикнул так громко. Здесь почему-то сильное эхо, словно в горном ущелье. Вернее, не совсем эхо, а хрень какая-то. Иногда такое отмочит, что хоть стой, хоть падай. Вроде как оно безопасное, много раз проверяли, а все ж таки неуютно его слушать. До кишок пробирает.

– Эй! Вой! Ой! – подхватило эхо и внезапно разразилось злобным уханьем, словно леший захохотал.

Звук окружил меня почти осязаемой волной, будто брал в кольцо, а потом неожиданно затих, как не бывало.

Я подавил нервную дрожь и крикнул снова:

– Слышишь меня?

– Ийя! Ийя! Ийя! – на этот раз по-ослиному развопилось эхо, да так громко, что у меня зазвенело в ушах, поэтому не сразу расслышал человеческий голос, вернее, хрип:

– Игорь… Трын-трава… Ты?.. – Слова дались бедолаге с трудом. Он явно держался из последних сил.

– Ы-ы-ы!!! – завыло эхо.

– Да, Сало, это я, – теперь не узнать голос было невозможно.

Призрачная надежда, что удастся избежать неприятностей, развеялась, как дым. А еще я ощутил злость. На него, на себя, на весь мир. Даже скулы на миг свело. Понял, что влип. Ведь теплилась же надежда, что это не он, а кто-то другой. Тогда повернулся бы спиной и ушел. Без колебаний. И угрызений совести не испытывал бы. Но все сложилось, как сложилось.

– Сало, ты где? – уточнил я.

– В бороде… – ехидно отозвалось эхо и тут же предложило другую рифму, на этот раз матерную.

Сало подождал, пока эхо перестанет изощряться в сомнительном остроумии, и ответил:

– В колодце. Возле кормовой.

– Боровой… Дармовой… Суповой… – расхулиганилось эхо.

Возле кормовой, значит. Очень плохо. Это ж в центре двора. Я-то надеялся, что Сало застрял почти у самого входа. Тогда шанс был бы. А так…

К зданию бывшего склада кормов живым дойти – что-то из области фантастики. Многие пытались, ведь именно там и лежит ценный хабар – «бенгальский огонек» и три «вертячки». Теперь останки этих самоубийц разбросаны по всему Коровнику. А от некоторых даже мокрого места не осталось.

Я быстро прикинул шансы. Ноль целых, ноль десятых. И тысячных тоже ноль. Если сунусь туда, будет у нас с ним на двоих братская могила. Без вариантов. Так что извини, приятель, но ничем помочь не могу. Надо уходить, ведь выше головы не прыгнешь и все такое. Да, надо уходить.

Но я не тронулся с места. Так и стоял столбом и флягу в руке вертел.