Маркиз пристально взглянул на друга:

– Молодой Уильям Бентон – козырная карта в моей игре, Оставь его мне, будь добр.

Прайс вздохнул:

– Как бы я хотел, чтобы ты не втягивал меня в свои безумные затеи!

– В самом деле?

– Да. Ведь ты настоящий дьявол.

– Спасибо, Прайс. Ты очень любезен. – Джек рассмеялся и добавил: – К тому же она сама виновата, ведь так?

– У нее имелись веские основания не говорить с тобой. И это далеко не повод, чтобы губить репутацию девушки.

Вероятно, Прайс был отчасти прав. Вчера, где-то между четвертой и пятой бутылками портвейна, Джек решил: оскорбительным был вовсе не отказ разговаривать с ним, а то, что она отказывалась признать их влечение друг к другу. А ведь взаимное влечение действительно возникло, и сегодня он это почувствовал, когда она посмотрела ему в глаза.

– Мне показалось, что мисс Бентон не узнала тебя, Прайс, – проговорил маркиз. – Так ты сказал, что давно уже домогаешься ее?

– Ничего подобного! Насколько мне помнится, я сказал, что на нее приятно смотреть, вот и все.

Джек невольно усмехнулся. «Что ж, пусть смотрит, – подумал он, покосившись на приятеля. – А вот я… я преподам ей хороший урок, который она запомнит на всю жизнь. И если все пойдет так, как задумано, то непременно настанет тот вечер, когда я буду вознагражден за все свои труды».

– Наш молодой осведомитель сказал, где будет его сестра сегодня вечером?

– В опере. «Кадм и Гармония», по-моему, – ответил Прайс. – Композитор – Люлли.

– Ах, опера!.. – вздохнул маркиз.

– Да, опера.

– Проклятие! – Джек ударил тростью по сапогу. – Впрочем, у меня все еще есть ложа, если не ошибаюсь.

– Но ты не пользовался ею уже несколько лет.

– Верно. Потому что она так хорошо смотрится, когда в ней никого нет. А вот Таррингтон жаждет заполучить ее.

Прайс усмехнулся:

– Она ему понадобилась лишь после того, как ты пригласил в эту ложу его любовницу.

– Обворожительная женщина эта Амелия. И весьма смелая. – Маркиз взглянул на Прайса. – Полагаю, ты не имеешь желания пойти вместе со мной?

– Предпочел бы заболеть чумой.

– Но мне не очень-то удобно идти одно… – Джек внезапно замолчал, потом с улыбкой добавил: – Ха, иногда я бываю очень сообразительным.

– О чем ты?

– Антония. Я могу познакомить ее с Уильямом. Попозже.

– В таком случае ты непременно отправишься в ад.

Джек с усмешкой кивнул:

– Что ж, очень может быть. И если ты не хочешь немного поразвлечься, то уходи. Но имей в виду: тебя больше не пригласят.

Прайс пожал плечами:

– А кто же напомнит тебе, как скверно ты себя ведешь?

Джек весело рассмеялся:

– Кто напомнит? Весь Лондон, приятель! – «И одна молоденькая красавица», – мысленно добавил маркиз.

Ложа, находившаяся рядом с ложей лорда и леди Сэнфорд, по-прежнему оставалась пустой. Давали «Кадма и Гармонию» – самую нелюбимую Лилит французскую оперу, и она невольно позавидовала отсутствующим хозяевам соседней ложи.

– Лилит, выпрямись.

Девушка с раздражением взглянула на тетку:

– Я сижу прямо.

– Что ж, надеюсь, что так. Герцог Страттон смотрит на нас.

Лилит окинула взглядом зал. Из роскошной ложи в верхнем ярусе на противоположной стороне на нее был направлен театральный бинокль. Она поспешно отвела глаза и стала смотреть на сцену.

– Терпеть не могу, когда на меня смотрят, – прошептала она. – Это так невежливо…

– Ну так сострой ему рожу, – прошептал, наклонившись к ней, Уильям.

Лорд Хэмбл, сидевший в глубине ложи, тронул сына за плечо и проворчал:

– Идиот.

– Ох… – Уильям откинулся на спинку кресла, обвел взглядом зал. Потом вдруг покосился на сестру и, указав на соседнюю ложу, прошептал: – Будь я проклят… Ты только посмотри туда.

Лилит посмотрела – и чуть не выругалась самым неподобающим для леди образом. Ложа уже не пустовала, – очевидно, маркиз Дансбери обожал оперу.

И действительно, Джек Фаради не сводил глаз со сцены. А рядом с ним, с голубым плюмажем на голове, без сомнения, стоившим жизни нескольким страусам, сидела миниатюрная темноволосая женщина, Ее потрясающее ожерелье из сапфиров блестело в тусклом свете газовых ламп. Не замечая взглядов и шепота, поднявшегося в других ложах и в партере, эта пара тихо переговаривал ась, следя за происходящим на сцене.

Лилит то и дело посматривала на маркиза, ожидая, что он вот-вот совершит… нечто безобразное. Теперь ее уже совершенно не интересовала опера, ведь этот ужасный человек сидел так близко от нее! «Но почему же он ни разу на меня не взглянул?» – мысленно удивлялась Лилит.

Антракт наступил раньше, чем она ожидала, и Лилит поспешно поднялась, чтобы скрыться в тени, в глубине ложи. – Что же ты делаешь? – проворчал ее отец, когда она нечаянно наступила ему на ногу.

– Ох, папа, прости.

– О, мисс Бентон! – раздался голос из соседней ложи.

Лилит невольно вздрогнула и повернула голову. Маркиз, перегнувшись через барьер ложи, с улыбкой смотрел на нее – причем смотрел так пристально, что она вдруг почувствовала себя обнаженной.

– Милорд… – Лилит чуть присела в реверансе и отвернулась.

Однако Уильям встал и поспешил пожать Дансбери руку.

– Но позвольте… – Тетя Юджиния надменно взглянула на маркиза.

– Вы уже уходите, миледи? Как жаль, – с улыбкой проговорил маркиз.

Лилит едва удержалась от смеха. Так с Юджинией Фарлейн еще никто не разговаривал, хотя ей часто хотелось заговорить с тетушкой именно так.

– Стивен! – воскликнула Юджиния, взглянув на брата.

– Я не хочу неприятностей, Дансбери, – вставая, проворчал виконт.

– И я не хочу, Хэмбл. Я лишь хотел поздороваться с вашей дочерью и еще раз поблагодарить ее за мудрое высказывание, которое она сделала вчера на званом вечере. Оно полностью перевернуло всю мою жизнь.

Лилит вспыхнула и пробормотала:

– Но я не…

Тут отец взял ее под руку и повел к двери. Обернувшись, сказал:

– Прощайте, Дансбери.

Лилит с отцом вышли в узкий коридор, и тут же к ним подошла Юджиния.

– Лилит, ты думаешь, что делаешь?! – Лицо тети исказилось от гнева. – Ты и в самом деле говорила с ним?

– Он солгал! – выпалила Лилит. – Я не разговаривала с…

– Довольно, – перебил отец. – Пойдем, Уильям.