– Тело находить горничная, – рассказывал Гарри менеджер «Уютных хижин» Салим Хаккам, когда я вошел в маленькую комнатку конторы, наполненную табачным дымом. – Горничная кричать мне в офис, я уронить на пол чашку с кофе, набирать 911. Она очень кричать, эта горничная.

Хаккам стоял за ободранной стойкой, покрытой жаростойким пластиком, и сосредоточенно курил сигарету без фильтра, пахнущую, как тлеющая сапожная щетка, и время от времени сбрасывал пепел в банку из-под колы. Толстый Хаккам крепко держал сигарету тремя пальцами, будто боялся, что ее могут отнять.

– Можем мы с ней поговорить? – спросил Гарри.

Хаккам глубоко затянулся:

– Горничная кричать… прыгать машина, уехать. По улице тоже кричать. – Слова вырывались из него в промежутках между затяжками дымом.

– Когда она вернется?

Хаккам печально покачал головой.

– Так кричать – обратно не возвращаться.

– Кто снимал эту комнату? – спросил Гарри. – Они зарегистрировались, когда приехали?

Хаккам отвел глаза в сторону. Глядя на него, Гарри тяжело вздохнул.

– Мистер Хаккам, в этой истории вы ни при чем до тех пор, пока не начнете мне врать.

Сквозь дым было видно, как глаза Хаккама настороженно заморгали.

– Не врать полиция. Вчера после обед звонить телефон. Хотеть заказывать домик вечер четверг.

С таким мы оба сталкивались уже и раньше.

– И вы не знаете, кто снял у вас комнату?

– Я не видеть. Приехали поздно.

– А оплата? – спросил Гарри.

– Кто звонить, сказать деньги в почтовый ящик. Я смотреть. Деньги там. Кто звонить, сказать оставляй дверь открытой, ключ внутри на стол. Деньги хорошие, почему нет?

– Вы машину хоть видели?

– Нет.

– У вac есть конверт, в котором были деньги?

– Сжигать с мусор.

– Кто звонил – мужчина или женщина?

Хаккам покачал головой и поднял руку на уровень лба.

– Голос не здесь высоко, как женщина… – Он опустил руку до низа живота. – Не здесь низко, как мужчина. Середина. – Он пожал плечами. – Я подумать, кто звонить, мог специально менять свой голос.

– Сколько денег вам заплатили, мистер Хаккам? – спросил Гарри.

– Пятьсот долларов.

– Примерно в десять раз больше обычного. Вы ведь заподозрили, что дело тут нечисто, так? Про наркотики подумали?

Хаккам отвел глаза и в очередной раз набрал полную грудь вязкого дыма. Я предположил, что легкие у него должны выглядеть как мешки с грязью.

– Мой дело сдавать домики, не спрашивать про чужие дела.

Он нахмурился, сделал последнюю затяжку и бросил пропитанный смолой окурок в банку. Тот зашипел и погас, а из банки поднялся коричневатый дымок, словно эта отрава по-прежнему не хотела сдаваться.

Мы снова направились к домику под высокой южной сосной, хотя прятаться в тень при такой жаре было бессмысленно. При отсутствии соседских отношений результат разговора с Хаккамом был предсказуем. Дела шли плохо, и он с радостью сдавал комнату тому, кто щедро платил за секретность: это могли быть наркодилеры, пакующие или раздающие свой товар, или порнодельцы, снимающие свой грязные ленты. Хаккам в точности сделал все, как его просили, в надежде на повторный такой же бизнес.

Мы уже подошли к углу домика, за которым была входная дверь, как Гарри вдруг замер, схватил меня сзади за куртку и дернул, чтобы я остановился.

– Стервятники, – сказал он, указывая за угол. – Слетается стая, слюни глотая.

У Гарри была склонность говорить в рифму, хотя в свое время я называл это его болезнью. За шесть лет нашей дружбы я научился расшифровывать добрую половину его образных выражений. И со «стервятниками» я уже сталкивался. Чтобы убедиться в этом, я заглянул за угол.

Репортеры.

Сдерживаемые Лейтоном Уитроу, они уже толпились у входа. Их привели сюда то ли рации со сканером частот полицейских переговоров, то ли какой-то рудиментарный инстинкт, безошибочно влекущий их к месту трагедии, как бабочек на огонь. Здесь были представители радиостанций, пары телевизионных компаний и несколько репортеров печатных изданий.

Гарри печально кивнул.

– Стерву и Фунта с «Канала 14» я тоже заметил.

Я удивленно поднял на Гарри бровь. Он был далек от политкорректности, но такие уничижительные определения все же не любил.

– Кого-кого? – переспросил я.

– ДиДи Денбери с «Канала 14», она… хм… в общем, она – это дама на букву «с». Обычно рядом с ней вертится шустрый, как белка, оператор; это Фунт. Так их называют в нашем муниципалитете. Некоторые, по крайней мере.

– Фунт? Это что, его настоящее имя?

Гарри снова заглянул за угол.

– Когда-то было такое телевизионное шоу – «Скрытая камера». Человек собирается опустить письмо в почтовый ящик, вдруг оттуда высовывается рука и хватает конверт – такая вот низкопробная шуточка. Ну и сцены эти все время снимались скрытой камерой. Так вот, парня, который придумал это шоу, звали Фунт.

– Оператор с «Канала 14» прятался в почтовых ящиках?

– Они работают так: Стер… я хотел сказать, Денбери, пристает к людям, стараясь застать их врасплох своими вопросами, а Фунт снимает, как народ теряется.

– Откуда ты так хорошо знаешь эту Денбери? Ты что, телевизор смотреть начал? – Гарри был прирожденным меломаном, и по всему дому у него валялись виниловые диски со старыми блюзами и джазом. И только недавно – притом с большой неохотой – он начал собирать CD. Последний телевизор, который я видел у Гарри, был черно-белым с 10-дюймовым экраном, причем Гарри использовал его как ограничитель для входной двери.

– Она подставила меня года три-четыре назад. Я обмолвился при ней про найденный труп крутого парня по наркоделам, через мгновение опомнился и просил ее молчать. Она сказала о'кей, а в вечерних новостях я услышал его имя.

– Ну и?

– Чего я не знал, так это того, что его вели ребята из ДЕА,[4]выслеживая большую партию наркотиков из Колумбии, которую он должен был получить. Когда это попало в эфир, связные парня залегли на дно. Не будь этих разоблачений, вся партия попала бы в руки федералов.

Я поморщился:

– О-па!

– Меня тогда чуть не перевели в дорожную службу в какую-то глухомань, – сказал Гарри, заглядывая за угол, – До сих пор при виде этой женщины мои зубы начинают скрипеть сами по себе. О'кей, Карсон, давай: открываемся и прорываемся.

Мы стремительно вышли из-за угла. Увидев нас репортеры в тот же миг ринулись к нам.