Сейчас остается сделать самое верное в этой ситуации, а именно взметнуть руки на головой с растопыренными пальцами и кричать о том, что я не с ними. Так и поступаю, а те двое мексиканцев поступают полностью синхронно. К счастью, больше выстрелов не происходит, но меня заставляют уткнуться лицом в пол.

«Добро пожаловать в Нью-Йорк, Марк», — говорю сам себе, уже не надеясь отдохнуть этой ночью.

Факт № 11За время вооруженных конфликтов и гонки вооружений страны изготовили и законсервировали столько оружия и боеприпасов, что хватит еще на двадцать лет активных войн. Самолеты и танки без модернизации двигателей бесполезны, но в остальном у человечества достаточно способов быстро убивать себе подобных.

Глава 2

Факт № 5В настоящее время нет значимых военных конфликтов между странами, так как присутствует общая проблема из-за монстров в подземельях. Но синкеров всегда не хватает, так как эта профессия опасна, а у действующих проходцев есть в среднем двенадцать месяцев перед недееспособностью. Поэтому во многих странах действует особое военное положение, согласно которому на службу постоянно кто-то призывается в принудительном порядке. От этого даже в тюрьме строгого режима не спрятаться.

Я не ожидал, что первая же ночь в Нью-Йорке станет такой богатой на новые впечатления. На родине не доводилось оказываться арестованным, так как я никогда не стремился приобщиться к криминальной жизни, считая это полностью тупиковым вариантом развития. Сейчас остается надеяться, что меня не будут мурыжить слишком долго.

Других мексиканцев уже забрали куда-то, а я сижу в местном полицейском департаменте, смотря, как содержимое моей сумки вываливают на один из столов для тщательного обыска. Ну ладно, это можно потерпеть, лишь бы ничего не сломали. Атлантическое Содружество считается довольно безопасным, но только для богатых слоев населения, права остальных заканчиваются там, где начинается настроение стража правопорядка.

Это, конечно, не значит, что местная полиция будет устраивать дичь посреди белого дня, но у нее достаточно возможностей, чтобы испортить жизнь тому, кто даже не является гражданином Атланты. Поэтому непринужденно и спокойно отвечаю на все вопросы и стараюсь сделать так, чтобы меня верно поняли.

За столом со мной сидит тот самый следователь, который первым ворвался в комнату мотеля и убил одного из преступников. Сейчас человек задумчиво разглядывает мой паспорт, визу и другие важные бумажки, доказывающие мое право находиться в стране. Билеты на дирижабль я не выкидывал, поэтому доказать, что я только сегодня прибыл в страну, будет нетрудно.

Но следователь продолжает перечитывать документы, словно ищет малейшие ошибки, за которые можно зацепиться. У него явно покрашенные в какой-то серебристый цвет волосы, уложенные к левому плечу, а на теле обычная гражданская одежда. Он явно не низкоранговый патрульный, которые ходят только в спецформе. Хуже всего то, что он вообще не улыбается и выглядит таким, к кому лучше не лезть под руку. При этом постоянно двигает губами влево-вправо, словно это дурацкая привычка. Ну, а мне остается молчать, пока не спросят.

— Марк Богов. Значит, хочешь учиться в академии Франклина? — наконец, спрашивает следователь, который даже не удосужился представиться.

— Именно так. Хочу поступить здесь на кафедру международных отношений, как это было в Праге.

— И по какой причине тебя оттуда исключили?

Вспоминать об этом не сильно хочется, ведь это было связано с несправедливостью. Но жизнь, как всем известно, абсолютно несправедлива.

— Я смог хорошо сдать вступительные экзамены, чтобы попасть на место с гос стипендией, на которую оплачивал обучение. Но, когда я заканчивал второй курс, в ту же академию захотел перевестись сын помощницы декана. И тот новый студент не мог претендовать в этом случае на стипендию, поэтому его мать использовала связи и возможности, чтобы завалить одного из действующих студентов со стипендией, и на его место поставить своего сына. Тот, кого выкинули, был я.

Стараюсь рассказывать спокойным тоном, не используя грубые слова, хотя ту мамашу с её сынком-дебилом я буду проклинать самыми черными словами до конца их или своей жизни. Если карма существует, то им точно воздастся за всё.

— И тебя это совсем не бесит? — следователь достает сигарету и закуривает.

— Мне это не понравилось, конечно. Мои родители, например, решили, что я эту причину выдумал, а вылетел из академии за неуспеваемость. Но потом я для себя решил, что это просто очередная возможность начать новую жизнь. Поэтому решил переехать сюда, чтобы поступить в другое учебное заведение.

— И ты думаешь, что сможешь рассчитывать на льготы при оплате обучения здесь?

— Скорее всего нет, но я приложу все усилия, чтобы учиться и работать одновременно.

— Понятно. Значит, ты из тех, кто всегда держит хвост пистолетом? В любой ситуации постараешься выжать все соки?

— Это линия поведения, которой я стремлюсь следовать, — остается лишь кивнуть, хотя мне на самом деле тут хвастаться нечем. Ошибки, неуверенность и даже отчаяние: в моей жизни всего этого добра обычно было навалом.

— Ясно, Марк Богов. Значит, прибыл в поисках лучшей жизни, — утверждает собеседник, продолжая делать затяжки, а мне остается лишь снова кивнуть. Это вполне емкое описание, которое здесь не редкость.

— Всё чисто, — говорит один из тех, кто рылся в вещах.

«Ну еще бы было не чисто, я не дурак ввозить и таскать с собой что-то запрещенное», — мысленно отвечаю полицейскому и рассчитываю, что меня сейчас отпустят восвояси. Дико хочется спать.

Вот только следователь не спешит что-то говорить, продолжая дымить, сидя напротив. Сам я не курю и стараюсь сделать вид, что мне сигаретный дым никак не мешает. Одновременно допрашивающий складывает мои документы стопочкой и кладет на них руку, продолжая задумчиво смотреть куда-то выше моей головы.

— Я начинал свою карьеру в отделе по борьбе с наркоторговлей. Сейчас этот преступный бизнес продолжает процветать. Некоторые «плантаторы» даже умудряются вапориумом удобрять земли и примешивать его в «синтетику». Вы можете идти, — это обращено коллегами.

Я лишь отдаленно понимаю внутренние термины полиции от бывшего борца с наркоторговцами и совсем не понимаю, к чему он это говорит, не обращаясь к кому-то конкретному. А вот остальные полицейские из кабинета тем временем выходят, оставляя двух человек наедине. Уже что-то не так, поэтому полностью концентрируюсь на словах и действиях собеседника.

— Так, м-м, я могу идти? — осторожно спрашиваю, пытаясь подвести к нужному исходу.

— Да, конечно, ты покинешь это здание. Вопрос лишь в том, в роли кого.

— Гостя Нью-Йорка и будущего высококвалифицированного специалиста? — да я сама невинность, но этими словами пытаюсь показать, что давить на меня не стоит.

— Ах, если бы, —