мы наведем справки!.. Еще вопрос: куда посылала вас сегодня утром, около девяти часов, графиня Мирабель?

– С письмом к маркизе де Брион…

– И больше никуда?

– Никуда, я проходил всего меньше часа.

– Подумайте хорошенько, не заходили ли вы еще куда по дороге? – настаивал комиссар. – Может, быть вспомните?

– Никуда, могу вас уверить!.. – лицо подсудимого побледнело.

– Подумайте, может быть, вспомните.

– Допустим даже и так, если я и заходил по своим делам, то кому какое дело?.. Я вовремя вернулся. Думаю, тут нет преступления.

– Очень может быть, важен факт. По дороге к маркизе де Бофор вы заходили… к кому же? Потрудитесь ответить?

– Думаю, что об этом знать никому нет надобности, – путался арестованный: – допустите, что я заходил к своей знакомой и не желаю вовсе открывать её адреса.

– Прекрасно, я вас посажу на ночь в депо, может быть, вы к утру вспомните адрес.

– Но по какому праву вы можете меня арестовать? Разве меня обвиняют в каком-либо преступлении? Наконец арестуют так неожиданно в погребке… Я не успел даже предупредить ни мажордома, ни привратника, я могу потерять место – я буду жаловаться.

– Куда угодно, но до тех пор, пока вы мне не ответите на вопрос, я вас не выпущу из секретной, – решительно и строго сказал комиссар.

– Как вам угодно, я не скажу вам больше ничего.

Комиссар обратился к Вильбуа, со вниманием вслушивавшегося в допрос.

– Сержант! Вы отведете подозреваемого в № 3. Держать под самым строгим секретом и иначе, как по моему личному требованию, не приводить.

– Но позвольте, в чем же меня обвиняют? В чем? – протестовал Луи: – это несправедливо, я ни в чем не виноват.

– Вас обвиняют в таинственном посещении подозрительных личностей, что в связи с убийством – отравлением, может иметь для вас самые роковые последствия.

– Кто говорит, что она отравлена?! Не верьте ей этой, взбалмошной женщине… Графиня может говорить, что хочет… Доктор прямо говорит, что это был столбняк…

– Вы сами себя выдаете, – с улыбкой заметил следователь: – никто еще не обвинил вас в отравлении этой русской, скоропостижно умершей в доме графини, а вы спешите оправдываться!

Луи, или, вернее, Васька Шило – это был он – крайне сконфузился. Он понял, что попался в ловушку и всеми силами старался доказать, почему он заговорил об умершей в их доме мадемуазель Голубцовой, но волнение выдавало его. Он поминутно должен был опускать глаза, боясь встретиться с взором комиссара.

Проницательным взглядом господин Фигье заметил, что арестованный два раза подносил руку к карману жилета, словно опасаясь за что-то, находящееся там.

– Ну, теперь, я надеюсь, что вы ответите, где вы были по дороге к маркизе де Брион?

– Я ничего не имею добавить, – совладав с собой, отвечал Луи.

– В таком случае ведите его, Вильбуа, со всеми предосторожностями. Последнее слово комиссар подчеркнул.

Вильбуа чуть заметным кивком головы показал комиссару, что он понял намек и, взяв за плечо арестованного, направился с ним в первую приемную, где всегда дежурило несколько агентов. Едва вступив в эту комнату, он сделал какой-то знак двум рядом сидевшим агентам; те мигом бросились к нему на помощь и стали по обе стороны арестованного. Было как раз время, рука Луи уже была в жилетном кармане, и он незаметно хотел бросить на пол какой-то маленький сверточек, но ловкий агент был быстрее кошки: он ловко схватил его руку и пакетик замер в его кулаке.

– С поличным! – крикнул он весело: – смотрите, – и он, с силой разогнув пальцы Луи, вытащил из них маленькую китайскую деревянную коробочку. – Это надо показать господин комиссару.

Арестованный побледнел.

– Показывайте… Я хотел принять лекарство от кашля, – оправдывался он.

– Что же, примите, – отвечал находчиво Вильбуа и поднес коробочку прямо к лицу арестованного.

Тот инстинктивно отшатнулся в сторону.

– Ага, брат, хорошо же твое лекарство! – воскликнул, сержант. – Вот уже доктор разберет…

– Подержите-ка его здесь, товарищи, да поищите-ка хорошенько, не найдется ли при нем еще чего-либо.

Сержанты начали обыск, но долго все их поиски оставались тщетными, ни одному из них не пришло на ум поглядеть под подкладкой жилета. Там оказалась узенькая довольно длинная бумажка с печатным текстом и несколькими строками, вписанными чернилами.

– А вот «чек», да на какую сумму! – воскликнул Вильбуа, рассматривая найденное. – Чек на Ротшильда в пятьдесят тысяч франков… От имени какого-то Морица Ленуара и только от сегодняшнего числа.

– Браво!.. Вот и разгадка, – воскликнул комиссар, когда вернувшийся Вильбуа доложил ему о результате обыска. – Введите-ка его сюда, я предложу ему еще парочку вопросов.

– Ну, любезный, – начал он, обращаясь к Луи: – теперь я понимаю, что неприятно сообщать адреса людей, дающих по пятьдесят тысяч франков в подарок, но мы и без вас его знаем… Парк Монсо, № 43, не так ли?..

Казалось, теперь, когда чек был отобран, негодяй окончательно потерял присутствие духа…

– Ну да, ну да, я заходил к господину Ленуару, который был мне должен эту сумму. Я получил ее и не хотел говорить никому, чтобы ее у меня не украли.

– Постойте, точно ли тот, кто заплатил вам эту сумму, носит фамилию Ленуар?

– Разве может быть какое сомнение… вы видите, и чек подписан этим именем.

– Все это прекрасно, но вспомните, не называется ли этот человек, так благородно уплачивающий свои долги, еще каким-либо именем, подумайте? Вспомните?

Арестованный несколько секунд соображал что-то.

– Нет! – воскликнул он решительно: – более вы от меня ни слова не добьетесь… Делайте что хотите, в моих поступках нет ничего предосудительного… Я получил свой долг, не хотел, чтобы знали о моих деньгах люди графини, вот причина моей таинственной поездки… Вы не имеете никакого повода и права арестовать меня, я буду жаловаться русскому консулу, мои бумаги в порядке!..

Никто не ответил на слова арестованного. Комиссар приказал агентам только еще больше следить за ним, и направился в свой кабинет, где его давно с нетерпением ждали доктор и незнакомец американец. Они слышали дословно весь допрос.

– Вот все, что мне удалось найти при обыске, – сказал комиссар, показывая коробочку и чек. – Ответы негодяя так определительны, что я, право, боюсь брать на себя риск его арестовывать… Чек вполне формальный, что же касается до этой коробки, он говорит, что в ней лекарство от кашля.

– Это тот же самый корешок, только в раздробленном виде, я узнаю его слабый, но характерный запах, – воскликнул американец.

– Но ваши слова, ваше голословное заявление не могут иметь для меня никакого значения, если они не подкреплены фактами. – Еще раз говорю, я затрудняюсь задержать этого негодяя, хотя сам почти уверен, что у него