Мне не приходилось бывать на таких мероприятиях, и поэтому я предполагал, что это будет пафосная тусовка вроде церемонии вручения «Оскара». Но все оказалось гораздо скучнее. Простым гражданам, которые толпами слонялись по королевскому парку в компании приятелей, девушек, детей и собачек, до всей этой ювелирной оргии не было никакого дела, и они равнодушно бросали безразличные взгляды в сторону огромной стеклянной шкатулки, за прозрачными стенами которой ненормальные богачи насмерть бились друг с другом за право обладания каким-нибудь бессмысленным кусочком минерала в металлической оправе.

И, конечно же, вокруг павильона ошивались крепкие ребята в строгих костюмах, черных очках и с радиопилюлями в ушах. Они бдительно смотрели по сторонам и прислушивались к руководящим указаниям, звучащим в наушниках. Еще можно было увидеть нескольких фотографов и двух телеоператоров. И все. И никакой помпы. Так что, когда мы с Костей предъявили одному из стражей свои приглашения, он мельком взглянул на них, кивнул и, отвернувшись, зевнул, прикрыв рот ладонью.

У него на запястье, покрытом мелкими белыми шрамами, был вытатуирован орел, держащий в когтях молнию. Видать, раньше, до этой тоскливой халтуры, у этого парня была бурная и полная опасностей жизнь. А теперь все изменилось, и он охраняет выживших из ума миллиардеров, которые по большому счету никому не нужны. Как бы в доказательство моей мысли к одному из шикарных лимузинов, натыканных вокруг павильона, подковылял ушастый бассет и, подняв короткую ногу, пометил сверкающий бампер. Охранник ухмыльнулся и посмотрел на меня. Я ухмыльнулся в ответ и шагнул в дверь. Костя последовал за мной.

Внутри, как и следовало ожидать, было организовано нечто вроде небольшой сцены, на которой за кафедрой стоял лысый аукционист с деревянным молотком в руке. Двое его подручных вытаскивали на сцену бархатный планшет с закрепленной на нем безделушкой. Потом он объяснил, что это за безделушка, и начался торг. Тоска, да и только. Интересно, что никто из сидевших в зале, а было их человек пятьдесят, не больше, не пытался хотя бы рассмотреть предмет торга. По всей видимости, лоты были изучены ими уже давно, и их можно было даже не показывать.

Драгоценности меня не интересовали, самому их было некуда девать, а кроме того, если бы я показал здесь кое-что из того, что лежало в моей (теперь уже моей) пещере на берегу Волги, многие из присутствующих просто сдохли бы от зависти, не сходя с места. Итак, меня интересовали люди, я хотел найти человека, который смог бы купить кое-что из моих сокровищ, и я смотрел не на сцену, где потел размахивавший деревянным молотком ювелирный тамада, а в зал, на сидевших в королевских креслах богатеев.

Честно говоря, я не увидел ни одного приятного лица.

Наклонившись к Косте, я прошептал:

- Лившиц здесь?

- Нет его, - тихо ответил Костя, - да и не могло быть. Мы ему своим появлением все настроение испортили.

- Понятно.

Я снова стал изучать публику.

Костя толкнул меня локтем и тихо сказал:

- А вот посмотри-ка ты на этого арийца, - и он показал глазами на светловолосого мужчину лет сорока, сидевшего недалеко от нас в том же, что и мы, ряду.

Приглядевшись, я понял, что Костина характеристика оказалась как нельзя более точна. Несмотря на то, что незнакомец сидел, было ясно, что он высокого роста, с благородной осанкой. При взгляде на его мужественное загорелое лицо моментально вспоминалось выражение «белокурая бестия». Коротко остриженные выгоревшие волосы, голубые глаза, волевой подбородок…

Я подумал, что ему очень бы пошла черная форма «Люфтваффе», и тут же получил подтверждение. Не в том смысле, что он служил в «Люфтваффе», конечно, а в смысле, что это был настоящий стопроцентный ганс.

Аукционист, выкрикивавший свои заклинания, произнес очередное, ганс поднял палец, и в зале настала тишина. Я не прислушивался к тому, что происходило до этого, но понял, что он вырвался вперед и никто не осмеливается назвать более высокую цену.

- Четыре миллиона девятьсот тысяч - раз, четыре миллиона девятьсот тысяч - два, четыре миллиона девятьсот тысяч - три. Продано! Лот под номером тридцать девять уходит к господину Мюллеру.

По залу пронесся вздох, на сцену вышел помощник и унес небольшой бархатный планшет, в центре которого была закреплена какая-то маленькая блестящая хреновина.

На лице Мюллера не дрогнул ни один мускул.

Он отреагировал на приобретение драгоценности стоимостью в пять миллионов долларов так же равнодушно, как если бы рассчитался в кассе за двести граммов семипалатинской колбасы. Хорошая у парня выдержка.

Я стал следить за ним внимательнее, но в это время Костя снова толкнул меня локтем и прошептал:

- Пошли на улицу. Здесь больше делать нечего.

Я удивился, но Костя уже поднялся с кресла, и мне не оставалось ничего другого, как последовать за ним. Выйдя на солнышко, мы закурили.

- Ну давай рассказывай, почему это ты решил, что там нам теперь нечего делать, - сказал я.

- Элементарно, Ватсон! - ответил Костя. - Смотри сам. Немец, сильный загар, алмазы. Ничего в голову не приходит?

В моей контуженной голове зашевелились какие-то смутные ассоциации, потом они стали более ясными, и наконец сам собой всплыл очевидный вывод.

- Африка. ЮАР.

- Точно! Соображаешь, тезка, поздравляю.

- Ну это ты соображаешь, а я - так, прогуляться вышел.

- Ладно, какая разница, - сказал Костя, - главное, что мы, кажется, нашли человека, который тебе нужен.

- Пожалуй, - согласился я, - теперь нужно придумать, как к нему подобраться.

- Это не так сложно, как может показаться с первого взгляда. - Костя выпустил вверх тонкую струйку дыма. - Мне всего лишь нужно намазать сапоги салом, вычесать солому из волос и отправиться к нему в роли секретаря одного российского воротилы, который имеет очень серьезное деловое предложение и до поры хочет оставаться инкогнито. Вряд ли немец откажется. А тебе хватит и одной минуты, чтобы молча положить перед ним кое-что из того, что мы привезли с собой. Когда он увидит это, разговор пойдет сам собой. Ты пойми, что все эти лимузины, охранники, рации и прочая лабуда - просто баловство и мишура. На самом деле вы оба - обыкновенные пираты, которые встретились на берегу моря, чтобы обсудить под шум прибоя свои сомнительные делишки. Совершенно первобытная ситуация. Для таких, как он, да и как ты тоже, перерезать глотку конкуренту - обычное дело, разве что это будет сделано не кривым зазубренным кинжалом, а подписью на финансовом документе. А на крайняк и кинжалом можно. Не думаешь же ты, что эти ребята из народной дружины?

И он кивнул в сторону многочисленных охранников, лениво прогуливавшихся вокруг павильона и не обращавших друг на друга ни малейшего внимания. Да, подумал я, ребятки нормальные. Наверняка все они или бывшие спецназовцы или просто профессиональные убийцы и могут замочить кого угодно, не моргнув глазом.