Ритм (от лат. rhythmus – «размеренность, такт», «теку») в музыке – чередование музыкальных событий, происходящее в определенной последовательности. Соотношение длительностей звуков в их движении, а также соотношение сильных и слабых долей.

Ритм не привязан ни к каким абсолютным единицам измерения времени, в нем заданы лишь относительные длительности.

Ритм имманентно присущ человеку как живому организму, он проявляется в восприятии пространства и времени, в таких процессах, как биение сердца и дыхание, смене дня и ночи, чередовании времен года.

Религия (от лат. religio – «объединяющий общими смыслами») – особая форма осознания мира, обусловленная верой в сверхъестественное, включающая в себя свод моральных норм и типов поведения, обрядов, культовых действий и объединение людей в организации (церковь, религиозную общину).

В общем, все так: объединение через иррациональную последовательность, лежащую в природе человека. Хочу еще обратить ваше внимание на то, что в нашем полуатеистическом сознании слово «ритуал» ассоциативно связано со словом «смерть».

Как же правильно создать этот ритуал, передающий состояние преодоления страха смерти?

Не так давно я брал интервью у актрисы Ольги Прихудайловой, поразившей меня удивительным умением создавать практически идеальную историю с листа. Оказалось, что до того, как прийти в театр, она стала хореографом очень высокого уровня.

Я понял, чего не хватает 99 % рассказчиков. Не хватает чувства ритма. Пластики. Танец и есть лучшая иллюстрация ритуала. Демонстрация чувства ритма и пластики.

Танец – суть ритуала. Я видел, как она делала паузы между фразами, как поворачивала голову, какими были движения рук в этих паузах.

Большинство рассказчиков, актеров уделяют основное внимание тексту (мифу, и это в лучшем случае). Ольга же доносит суть истории, исходя из внутреннего ритма, накладывая на него то, что рождается в данную секунду. Именно так появляются слова и фразы, открытия и находки в тексте, сюжете. Текст мифа становится живым. В ней изначально присутствует чувство ритма, как в африканцах или кавказцах (европейский человек менее ритмичен, а уж российский и подавно).

Почему я, в который раз наблюдая за ее представлениями историй, «уходил в астрал»? Ритм скрепляет остальные элементы истории, ритм вовлекает, ритм объединяет смыслами, ритм передает состояние.

Внутренний ритм… Как же его почувствовать?

Вот он, великий секрет сторителлинга!

Почувствовать внутренний ритм рассказчику помогают ответы на те же самые вопросы, которые помогают ему завоевывать доверие аудитории. Об этом можно прочитать в моей книге «Черничный пирог для сказочника.

Введение во Власть» и книге Аннет Симмонс «Сторителлинг. Как использовать силу историй».

Вот эти вопросы.

– Кто я?

– Зачем я здесь?

– Куда я иду?

– В чем мои ценности?

– Каково мое образование?

Иными словами, ответы на эти вопросы и есть та самая самоидентификация. Связь со своими корнями, о необходимости которой так долго говорят сторителлеры (особенно в России).

Вспомните уже упомянутых африканцев и кавказцев. Как завороженно мы наблюдаем за их танцами, как тяжело удержаться и не поддаться магии их ритма. Какое вдохновение на нас находит в любом случае…

А теперь вспомним, как эти народы заботятся о своих корнях, поддерживая крепкую связь с ними.

Ответьте себе на вопрос «Кто я такой?» и танцуйте, вовлекая в свой танец окружающих вас зрителей.

Когда меня спрашивают, что есть ритуал в моей формуле правильной и красивой истории (история – миф, ритуал и жертвоприношение), я отвечаю: «Ритуал – набор иррациональных действий, приводящих к состоянию экстатического единения с божественным».

Вот только не думаю, что это определение для всех сразу все определит. Поэтому расскажу историю.

Люди моего возраста помнят, что в школе мы принимали участие в большом количестве театрализованных представлений, посвященных различным советским праздникам. Это были спектакли как таковые, смотры строя и песни, концерты и т. д. и т. п. Причем поскольку проводились эти мероприятия, как правило, на конкурсной основе, то во время подготовки к ним класс, где были свои внутренние конфликты и противоречивые отношения, имел лишний шанс объединиться и сплотиться (но это я опять за коллективизм и объединение).

Так вот, на одном из таких конкурсов наш класс исполнял знаменитую песню «Катюша»: «Расцветали яблони и груши, поплыли туманы над рекой…» Всем известная история о девушке, которая, соскучившись по своему молодому человеку, служившему в тот момент на границе, вышла на берег реки и через песню напомнила ему о себе, а также дала наказ, чтобы он стойко охранял нашу землю и ни о чем не беспокоился: «любовь Катюша сбережет».

Я не помню, победили мы в том конкурсе или нет, но помню, что, исполняя вместе с классом эту песню, я как-то очень уж сильно проникся описываемыми в ней событиями. Мне уже не чужими были и Катюша, и ее парень. И я очень хорошо понимал в тот момент, что есть от кого беречь родную землю и как важно для этого парня то, что любви их ничто не угрожает. Будучи младшеклассником, я вдруг почувствовал одновременно и состояние Катюши, и состояние воина-пограничника, и состояние всего советского народа, крепость которого в момент исполнения песни держалась на взаимоотношениях двух молодых людей.

А через год или два (важно, что мне было не больше 12 лет) мне пришлось в первый раз возвращаться очень поздним вечером на дачу одному. Пройти нужно было от станции через не слишком освещенный поселок, но главное, через небольшой перелесок в полной темноте. Вся дорога – минут пятнадцать… Про маньяков мы тогда не слышали, но что существуют в нашем мире деревенские хулиганы, цыгане и бандиты-уголовники, знали прекрасно! А еще лучше мы знали, что существуют они, скорее всего, именно в не слишком освещенных поселках и небольших перелесках, где и вовсе темнота – глаз выколи.

Как только электричка, предательски оставившая меня один на один с этим ужасом, перестала напоминать о себе стуком колес, я понял, что подмоги ждать неоткуда. Тишина, темнота, страх… Фантазия тут же нарисовала образы крадущихся за мной и потирающих в предвкушении легкой добычи руки деревенских хулиганов, цыган и бандитов-уголовников, объединившихся в этот день специально для того, чтобы не оставить мне ни малейших шансов на спасение.

Хотелось противоречивого: бежать что было сили орать что есть мочи и одновременно идти очень медленно, не издавая звуков, чтобы ими не привлекать внимания злодеев, которые только по какой-то необъяснимой случайности на меня еще не набросились. Страх этот сродни тому, что появляется у маленьких детей, боящихся оставаться в темной комнате. В такие моменты ребенок начинает осознавать близость смерти. То есть не понимать, но именно осознавать. Это его первые опыты страха смерти, страха потери себя.