недолго, подумала она и представила себе, как они с Петькой утром первого января просыпаются в машине, припаркованной на Воробьёвых горах. Ни тебе кофе сварить, ни зубы почистить.

Маша включила левый поворотник и в несколько приёмов, переключая передачи, медленно отчалила от поребрика – так, до сих пор по-петербургски, она называла московский бордюр. Маша долго переучивала себя говорить правильно и почти уже было переучила – а вот сегодня снова выскочило это корявое словечко.

Её «тойота» аккуратно проползла мимо смотровой площадки. С противоположной стороны возвышались роскошные зубцы высоток Московского университета, подсвеченные цветными прожекторами.

За окнами раскачивались дома и деревья. Когда по правой полосе на большой скорости промелькнуло несколько автомобилей, Маша вдруг поняла, что тащится по проспекту еле-еле, совершенно бездумно и бесцельно. Она вдавила педаль в пол. Фонари, сонно глядевшие сквозь мелкую снеговую пыль, наконец рванулись с места и побежали.

Маша кружила по улицам, ехала куда глаза глядят и сама не заметила, как оказалась на Маросейке, а потом уже и на Покровке. Несмотря на развесёлый свет рекламных вывесок, ночь стала темнее и глубже. Праздничная подсветка мигала, а больше на улицах движения уже почти не было – автомобили стояли припаркованные во дворах и вдоль проезжей части. Город отгулял, отплясал свой законный праздник и постепенно погружался в сон, ещё зыбкий и некрепкий.

«Тойота» повернула, и за окном показалась светлая башенка с квадратными зубцами. Маша зарулила во двор.

Свет уличного фонаря ударил по глазам. На пассажирском сиденье тревожно заворочался Петька. Он разлепил веки и, сопя, попытался разглядеть картину за окном.

– Мам? Мы что, приехали к дяде Марку?

Маша нашла в себе силы бросить взгляд на окна первого этажа, те, что находились справа, прямо над крышей машины.

В окне горел свет. Неяркий – значит, в комнате зажгли не большой потолочный светильник, а лампу-ночник. От ночника текли мягкие волны приглушённого оливкового оттенка, и Маша ещё несколько минут, как завороженная, следила за его колыханием.

Глава 3

Зайцы-зайцы, просыпайцы. Зайцы-зайцы, умывайцы.

Зайка первый и второй. Тот, кто первый, тот герой.

Ненавистная песенка. Интересно, кто её выдумал. Может, отец? Хотя будить дочерей по утрам было именно маминой работой. Бабушка тоже пела про зайцев – летом, когда внучки жили на даче. Нина Александровна повторяла только первую строчку и никого не призывала вскакивать с кровати и быть первым – за лето сёстры отвыкали от борьбы за умывальник.

Счастье, когда тебе тридцать четыре года, ты в доме старшая, и утром (ну, хотя бы в каникулы) тебе позволяется спокойно лежать в кровати и досматривать сон, а не лететь опрометью в ванную, чтобы доказать, что ты герой и ты первая, ты, ты, а не твоя заспанная старшая сестра, которая ищет под кроватью свой тапочек и никак не может его найти.

Маша сделала усилие и села. Нашарила на спинке стула старый махровый халат, запахнула его и направилась в ванную комнату – никто её туда не гнал, но повторно засыпать она не умела. Если в голову попала какая-нибудь тревожная мысль и побежала по кругу – бессмысленно лежать и мучиться: лошадка всё равно пробежит столько, сколько ей положено.

Прежде чем лечь спать, они с Петькой сгрузили грязную посуду в раковину, но стол, выдвинутый на середину комнаты, так и не убрали.

Хрущёвские квартирки однотипны. В детстве Маша видела много таких квартир, когда бывала в гостях у школьных подружек, но никогда не думала, что ей самой придётся жить в подобных условиях. Раньше её всегда поражали и теснота, и однообразие маленьких жилищ, и незамысловатая мебель, вписанная в убогие пространства. А сейчас – ничего. Жить можно.

В хрущёвке не может поместиться большой обеденный стол – а у них в Ленинграде был именно такой стол, сработанный из покрытого лаком морёного дуба, и занимал он половину гостиной. Раскладная конструкция, которую Маша вчера вытащила из угла и накрыла скатертью, обычно стояла в маленьком пространстве между окном и стеллажом. Это было Машино рабочее место, здесь она по вечерам проверяла самостоятельные работы учеников. Так работать можно было хоть каждый вечер – пока директриса не добавила в школьный устав пункт, запрещающий проверку тетрадей на дому.

Две бутылки шампанского – детское и настоящее – всё ещё стояли открытые на краю стола. Вернувшись из ванной, Маша с досадой подумала, что напитки пора выбрасывать.

Подумала, придвинула к себе стоящий на столе пустой бокал и налила его до краёв. Кислое, тёплое, но пить вполне можно.

Какая безумная новогодняя ночь! Ожидание Марка и поездка в Москву в пьяном виде, да ещё и с ребёнком на борту. Не дай бог, Петька расскажет о поездке своему отцу. У бывшего Машиного мужа, подкованного в юридических делах, наконец-то появится повод отобрать у неё ребёнка – а Маша всегда боялась, что Петькин отец однажды это сделает. Но нет, Петька не расскажет, успокоила она себя. Он не такой. Иначе бы она ни за что не отпустила его в Петербург на новогодние каникулы.

Сегодняшний день и завтрашнее утро следовало посвятить Петькиным сборам перед поездкой в родной город. Если бы хоть раз на каникулах у неё была возможность взять и забыть, что у Петьки есть отец! Но забыть об этом было невозможно, ведь в Машиной квартире о Петькином отце напоминали очень многие вещи.

Петькина комната была набита этими напоминаниями снизу доверху. Здесь стояла самая дорогая техника и мебель, и вся она была куплена Машиным бывшим. Когда они только переезжали в Королёв, Петькин отец время от времени звонил Маше и требовал напомнить размеры новой комнаты сына. Маша делала замеры, а через неделю к ним приезжали рабочие и поднимали на седьмой этаж то шкаф, то письменный стол, то раскладной диван с ортопедическим матрасом.

– Офигенно! – восхищался Петька. – Мам, приляг, ну приляг же, тебе обязательно понравится!

– Вот ещё! – Маша оставалась непреклонной. – Сам валяйся на своём диване.

– Ну ма-ам! Тебе тоже нужно купить такой матрас!

Маша нашла в интернете фирму-изготовителя и попыталась рассчитать стоимость заказа. Стало понятно, что покупку эту, необязательную и несоизмеримую с Машиными доходами, отец ребёнка сделал с явным расчётом уязвить самолюбие бывшей жены.

Точно так же Андрей поступил, когда Петька захотел новый компьютер с начинкой для игр. Технику просто привезли и установили, даже не спросив, согласна Маша или нет.

Экран телефона мигал, память сообщений переполнилась. Сначала Маша открыла послание от Марка, отправленное в пять утра: «Дорогая Мышь, поздравляю с праздником!