– Птиц, я дальше! – проорали с головного и прибавили скорость.

Из застрявшего БТРа уже высыпался десант, ощетиниваясь стволами. Никто, однако, не стрелял. В окружавшей темноте даже ноктовизоры не позволили увидеть подрывника. А тот, скорее всего, уже бежал изо всех сил, продираясь сквозь редкий подлесок…

Больше всего Урусов боялся, что неизвестные, устроившие завал, не ограничатся сосной, а приспособят еще и фугас. Но судьба берегла, нападающие, кроме дерева, никаких сюрпризов не приготовили.

БТР пер по дороге, яростно ревя двигателем. В паре километров от деревни кто-то кинулся из темноты навстречу стальному чудищу, чуть не попал под колеса, но был вовремя втащен на броню.

Мальчишка. Грязный и уставший. Весь перемазанный в крови, с самодельным ножом в руках.

– Дикие пришли! – одним словом неразборчиво выдохнул он. – Много!

Тут же со стороны деревни отрывисто затарахтел пулемет.

– Сигнал! – сам себе скомандовал Урусов, и выпалил из «СПШ» в небо ракету белого огня. Из соседнего люка тут же ушла зеленая ракета. Все нюансы были оговорены заранее, и несколько заряженных сигнальных пистолетов всегда лежали в боевом отделении…

Мотор взвыл вовсе уж от запредельных оборотов, и машина влетела в село. Луч установленного на башне прожектора заплясал по окрестностям, выхватывая то обгоревшую стену, то поваленный забор, а то и человека, лежащего в луже черной в темноте крови.

По правому борту противно звякнуло несколько пуль. Следом за прожектором в сторону стрелявших развернулся ствол автоматической пушки. Басовитый голос орудия перекрыл и шум двигателя, и редкую стрельбу, все еще раздающуюся от штабного дома.

Урусов сдернул шлемофон и, недовольно морщась, натянул «сферу». Два с половиной килограмма ощутимо надавили на шею.

– Ну что, майнен кляйнен портвайгеноссен, поиграем в войнушку? Гоген, мотор не глуши!

Хлопнули оба десантных люка. Личный состав «тревожки» выскочил из бронированного нутра, растекаясь по деревне.

БТР подкатился к дымящемуся сельсовету. Дверь сиротливо висела на одной петле, стекла вылетели от близких разрывов. Стоявший в проеме человек в форме пошатывался, хотя и опирался о дверной косяк.

Узнав Андрея, он приветственно вскинул ладонь.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. А мы тут, знаешь, плюшками балуемся.

– Карлсоны, млять, без крыши, – тоскливо ответил Урусов. – Поляк, сколько уродов?

– Десятка три, – ответил сержант и начал медленно оседать вниз. Пальцы бессильно скользили по крашеному дереву. К Полякову тут же кинулся санитар, на ходу расстегивая сумку с крестом.

– Остальных не забудь, лепила!

Санитар отмахнулся от Урусова, словно и не заметив.

Старлей злобно оскалился и вытащил из разгрузки рацию.

– Черный – Седьмому! Как успехи?

– Двоих взяли!

– Добже! Уродов вязать и ко мне, в центр. Остальные – вдогон. По раскладу.

– Птиц – Седьмому!

– Птиц на связи! У нас чисто. Пять минут.

– Принял. Роджер.

Отпустил тангенту и обернулся к мальчишке, подхваченному на дороге. Парень уже выбрался из БТРа и сейчас выкручивал из рук остывающего трупа «вертикалку».

– Малой, живые остались?

– Вроде есть, – ответил паренек, не поднимая глаз.

– Пробегись по селу, пусть сюда подходят, кто может.

– А кто не может? – все же посмотрел на Андрея парень. Исподлобья и очень хмуро.

– К тем мы сами придем.

– Вить! – позвал Урусов мехвода.

Из люка тут же высунулась голова в шлемофоне:

– Говори.

– Черный щас здобыч притащит. И Птиц скоро будет. Я – наверх. Пулеметчика гляну. Тебе задача – сидеть тут. Нехай Димка башней ворочает. Получишь тандемку в борт, и привет. Малого шоколадом угости. У тебя есть, знаю. Если забыл где – пошерсти под командирским сиденьем.

– Мне бы патронов лучше, – ответил мальчишка.

Урусов только хмыкнул…

Кровавая пелена неожиданно спала, раскаленный бубен вылетел из рук и, недовольно гудя, упал в блестевшую на розовато-золотистом солнце речку. Ютпу, щеря пасть, скрылся в глубине. Джутпа бешено кольнул колдуна в сердце. Обессиленный обас-юна упал на колени, подняв облако пыли. Бой прекратился. В гудевшем зареве черные сполохи огня смирели, отчаянно обнимая перекрытия, облизывая деревянные крыши. Байкал почувствовал еще один укол Джутпы. Фигурка накалилась, предупреждая хозяина об опасности. Черные, как пламя Эрлика, глаза Байкала пожирали бегущие по деревне затянутые в зеленое фигуры с автоматами, которые буквально выкашивали людей Байкала. То здесь, то там падали, захлебываясь кровью, чистые духом дети Тэнгри. От-Эне, встряхнув огненно-рыжими волосами, последний раз взглянула на колдуна сквозь пламя пожара и исчезла. Байкал тяжело дышал. Вдруг он вскочил, схватив большой охотничий нож, дико озираясь.

– Не поможет, черный, – раздался знакомый голос. – Уходи. Твои люди мертвы, а кто выжил – тех добьют. Детоубийц нынче судят строго.

От высокой сосны отделилась маленькая сгорбленная фигурка. Старуха Кымзаар, тяжело дыша, оперлась на увитый ленточками посох и насмешливо рассматривала буравившего ее взглядом колдуна. Белые волосы старой шаманки трепал свежий утренний ветер, и вся она была такая легкая, почти невесомая. Кругом сновали духи ветра, смеясь и щекоча утомленную траву, в дуплах тихо перешептывались успокоившиеся лесные жители. От старухи исходил Покой.

– Ты?.. Старая ведьма! Я убью тебя! – прорычал Байкал и бросился к Кымзаар, мысленно сдавливая худощавую старушечью шею. Он почти слышал хруст ломаемых позвонков, как вдруг споткнулся, выронив блеснувший на солнце клинок. Старая шаманка не шевельнулась. Она с грустной улыбкой смотрела на черневшую в клубах дыма деревню и на босоногого мальчика, грязными ручонками обхватившего ароматную плитку шоколада. Малец деловито вел по разрушенной алтайцами деревне здоровенного десантника.

– Обас-юна, уходи. Убивать тебя – только духов гневить. Уходи, добром прошу. Тебе не победить. Убьешь меня – это ничего, я старая. Нас Алтай-Ээзи рассудит. Оба мы черные, много зла творили. Уходи, сынок…

Байкал вскочил и, бешено вращая глазами, ударил старуху наотмашь. Кымзаар со стоном упала, посох, рассыпая искры, ударился о вековой ствол и со стеклянным звоном раскололся на части.

– Старая дрянь! – Шаман остервенело сдавливал горло старухи. – Наш народ страдает из-за этих проходимцев, собачьих отпрысков, а ты их кормишь! Тысячи погибли, когда ЭТИ сюда пришли! Они мучают духов, бьют животных, они варвары, пришедшие убивать, а ты их спасаешь? Ты, будучи заарином, проклинаешь свой народ и своими руками губишь его?