Они повернулись.

— Юра, узнаешь кого-нибудь из этих дяденек?

— Узнаю вот этого, который в середине стоит, — сказал Юра, показывая на Камина.

Камин передернул плечами. Презрительная улыбка скользнула по его тонким губам.

— Где ты его видел?

— На стройке около нашей школы. Он и еще один дяденька спрятали пиджак в подвале дома, который строится. Только пиджак нес не этот, а другой, в черном костюме! А этот был в коричневом костюме!

— А почему ты думаешь, что был именно этот дяденька? Как ты его запомнил?

— Очень просто. У него нет ногтя на большом пальце и зуб золотой. Когда он развалил кирпичи и заругался, я заметил, что у него зуб золотой.

— Цыпленок! Замолчи сейчас же, а то я тебе уши пообрываю! Кого ты узнаешь? Ты меня ни разу не видел! — закричал Камин, кривя губы.

— И правда, зуб золотой, — голос одного из понятых, который сидел ближе к Миронову, прозвучал радостно-изумленно, когда он увидел во рту Камина коронку.

Камин повернул голову в его сторону и что-то хотел сказать.

— Фикса, — не давая Камину говорить, флегматично произнес Миронов.

Камин вновь посмотрел на Юру.

— Щенок! Драть тебя некому! — несколько остыв, прошипел он, подавленный репликами о зубе.

— Я не щенок и не цыпленок, а тимуровец! — гневно сказал Юра. — А вы вор! Вот вы кто! И вас в тюрьму посадить надо!

— Хорошо, Юра! Хватит! Камин, покажите левую руку!

— Нету ногтя. Все правильно, — раздраженно произнес Камин, нехотя протягивая руку.

— Подтверждаете ли вы показания свидетеля?

— Подтверждаю частично. Был пиджак, но взял его не я, а Акшинцев, но когда, я не видел. И нес его он, а я никакого отношения к краже не имею.

— Где деньги, которые были в кармане пиджака?

— Какие еще деньги? Не пришьете невиновному, гражданин начальник.

— Обыкновенные. Сорок два рубля.

— Не знаю, не видел.

— Миронов, уведи его. Пусть подумает хорошенько. Подготовь там у меня опознание Акшинцева.

— Пошли! — Миронов встал, положил недокуренную папироску в пепельницу и показал Камину на дверь.

— Вы уж извините нас, товарищи, — обратился Голутвин к двум парням, между которыми до этого стоял Камин, — если мы вам доставили несколько неприятных минут.

— Ничего, ничего, бывает. Если нужно, то нужно, — спокойно отозвался один из них. — Мы можем идти?

— Пожалуйста!

Они пошли к выходу и, пропустив в кабинет стройную девушку в милицейской форме, вышли. Это была секретарь отделения милиции. Бегло взглянув на выходивших из кабинета парней, она направилась к Голутвину.

— Получите справки на Камина и Акшинцева, — сказала она, подавая Голутвину несколько листков бумаги.

— Что и надо было ожидать! — воскликнул Голутвин, читая один из листков. — Недаром он назвал меня «гражданином начальником». — Миронов! — обратился Голутвин к вошедшему. — Ты смотри! Камин уже имеет две судимости за кражи!

Миронов кивнул.

— А ты знаешь, что сейчас произошло? — спросил он Голутвина, потирая ладонью залысину. — Веду я Камина по коридору, а навстречу усатый старик в широкой кепке с толстым козырьком и с палкой в руках. Вначале спросил тебя, а потом глянул на Камина, усами задвигал, заволновался, палкой начал преграждать ему путь и говорит мне: «Вот он! Не отпускайте его! Он в кровь разбил голову одному парню на моих глазах, да притом гитарой, аж только щепы от нее остались!» Я успокоил старика, а Камин закрыл лицо рукой, согнулся и трусцой побежал в камеру.

— Ясно, это Никифор Пантелеевич. Итак, звенья одной цепи соединяются воедино. Пошли, товарищи, в мой кабинет. Сейчас проведем опознание Акшинцев а, и будет еще одно звено общей цепи. А потом старик, я чувствую, замкнет эту цепь.

«Похоже, я опять недооценил слова Юры о драке пьяных. Поторопился, не обратил на них внимания», — подумал он, опустив голову и выходя вслед за всеми.

— А среди вот этих дяденек не узнаешь, Юра, никого? — обратился Голутвин к Юре, показывая на стоящих около окна мужчин, с любопытством смотревших на входящих.

— Узнаю вот этого, который ближе всех к окну стоит. Это он заходил с тем вором на стройку и нес пиджак.

— Назовите свою фамилию! — обратился Голутвин к тому гражданину, на которого показал Юра, — чтобы вас знали понятые!

— Акшинцев.

— Спасибо, Юра. И вам спасибо, Мария Николаевна. Вы с Юрой можете идти!

Учительница и школьник вышли.

— Ничего я не знаю, не помню, — голос Акшинцева задрожал. Он опустил голову и сделался еще щуплее.

— А ваш дружок Камин в присутствии этих же понятых заявил, что вы украли пиджак!

— Совершенно верно! — отозвался понятой, который все изумлялся при опознании Камина.

Акшинцев поднял голову и недоверчиво посмотрел на него.

— Дежурный! Приведите Камина! — крикнул Голутвин, открыв дверь в коридор.

— Так кто же украл пиджак с деньгами? Вы или Акшинцев или, может быть, сообща? — обратился он к вошедшему Камину.

Камин был хмур. Он уже не бросал презрительных взглядов на окружающих. Длиннополый, широкий пиджак его висел на нем, как на вешалке.

— Он украл, а когда, я не видел.

— Врешь! — закричал Акшинцев. — Я не воровал! Ты сам открыл шкаф и достал пиджак! Я в это время на улицу выходил! Ты догнал меня и стал совать пиджак в руки! Я не брал его у тебя! Это подло — воровать! Ты еще облаял меня! Я никогда не воровал, это ты замутил мне голову! Мне теперь стыдно людям в глаза смотреть! Теперь я понял, кто ты! Дурак я был! Меня топишь, а сам хочешь выйти сухим! Не выйдет!

— Я говорю правду. Украл Акшинцев, а я никакого отношения к краже не имею, — перебивая Акшинцева, произнес Камин.

— Неправда! Неправда! Не верьте ему! Любка подтвердит, что он украл! — исступленно закричал Акшинцев, делая шаг вперед и поднимая к груди дрожащие руки.

Он, очевидно, понял, что вот сейчас в этом кабинете решается его судьба. Действительно, осознав всю мерзость происшедшего, он уже не мог молчать.

— Спокойно, Акшинцев! Какая Любка? — подходя к нему, спросил Голутвин, чувствуя, что развязка уже наступила.

— Серикова Любка! Живет в том же бараке, что и Камин!

— Дежурный! — Голутвин выглянул в коридор. — Уведите Камина. А ты, Миронов, будь другом, сходи за Сериковой! Я тебе тоже помогу по любому делу!

Голутвин вывел Акшинцева и, вернувшись обратно, допросил Никифора Пантелеевича Сапрыкина. Никифор Пантелеевич рассказал следующее: за несколько минут до того, как Юра сообщил о краже, во дворе школы двое парней избили сильно пьяного человека. Били гитарой, да так, что она сломалась. А сейчас в коридоре он встретил того парня, который бил пьяного гитарой.

После допроса Сапрыкина Голутвин привел в порядок материалы дела, ожидая