– Учитывая ваш … гм … необузданный энтузиазм в еде, я немного опасаюсь подносить пальцы к вашему рту.

На одного из лакеев внезапно напал приступ кашля, и он заработал удар локтем по ребрам от своего менее веселого брата.

Габриэль проглотил последний кусок отбивной и бросил кость на стол, промахнувшись мимо тарелки.

– Я полагаю, вы считаете, что у меня за столом плохие манеры?

– Я просто никогда не предполагала, что слепота исключает использование салфеток и столовых приборов. Вы с тем же успехом могли бы есть ногами.

Габриэль замолчал. Натянутая кожа вокруг его шрама побледнела, что сделало его метку дьявола еще более страшной. В этот момент Саманта была рада, что у него под рукой нет ножа.

Положив руку за спинку соседнего стула, он всем телом повернулся на звук ее голоса. Несмотря на то, что она знала, что он не может ее видеть, его взгляд был таким точным, что Саманте пришлось бороться с желанием улизнуть.

– Должен признаться, вы интригуете меня, мисс Викершем. Судя по вашей речи вы явно образованы, но я не могу определить ваш акцент. Вы выросли в городе?

– В Челси, – сказала она, сомневаясь, что он часто навещал этот бедный район на севере Лондона. Она сделала слишком большой глоток чая и обожгла язык.

– Мне очень любопытно, зачем женщине вашего гм … склада искать такую должность. Что побудило вас ответить на объявление о найме? Христианское милосердие? Всепоглощающее желание помочь своему соотечественнику? Или, возможно, ваше сострадание к немощи?

Вырезая ложкой яйцо из фарфоровой чашки, Саманта решительно сказала:

– Я предоставила мистеру Беквиту свои рекомендательные письма. Уверена, что в них вы все найдете.

– На случай, если вы не заметили, – ответил Габриэль, его голос стал немного поддразнивающим. – Я не в состоянии прочитать ваши письма. Может быть, вы могли бы просветить меня относительно их содержания.

Она отложила ложку в сторону.

– Как я уже говорила мистеру Беквиту, я почти два года служила гувернанткой у лорда и леди Карстейрс.

– Я знаю эту семью.

Саманта напрягалась. Он мог слышать о них, но неужели он их знает лично.

– После того, как война с французами возобновилась, я прочитала в «Таймс», что многие из наших благородных солдат и моряков страдают от недостатка ухода. И я решила предложить свои услуги в местной больнице.

– Я все равно не понимаю, почему вы сменили кормление детских ртов на перевязывание кровавых ран и утешение мужчин, сходящих с ума от боли.

Саманта изо всех сил постаралась убрать из своего голоса страстность.

– Эти мужчины хотели пожертвовать всем ради своего короля и страны. Почему я не могла принести свою маленькую жертву?

Он фыркнул.

– Единственное, чем они пожертвовали, это своими правильными взглядами и здравым смыслом. Они продали и то и другое королевскому флоту ради накрахмаленного синего сукна и золотых погон.

Она нахмурилась, потрясенная его цинизмом.

– Зачем вы говорите такие жестокие вещи? Ведь даже сам король превозносил вас за вашу доблесть!

– Это не должно вас удивлять. У Короны длинная история выдачи наград мечтателям и дуракам.

Забыв, что он не может видеть ее, Саманта даже привстала на стуле.

– Не дуракам! Героям! Таким, как ваш собственный главнокомандующий адмирал лорд Нельсон!

– Нельсон мертв, – категорично заявил он. – Не могу сказать, делает ли его это большим героем или дураком.

Оказавшись на данный момент побежденной, Саманта снова опустилась на стул.

Габриэль встал и, нащупывая путь по спинкам стульев, обошел вокруг стола. Когда его сильные руки накрыли спинку ее собственного стула, Саманте пришлось приложить все силы, чтобы не сорваться с места. Вместо этого она упрямо смотрела вперед собой, и каждый его вздох отдавался в ее ушах так же, как и в его.

Он наклонился над ней так низко, что его губы оказались в опасной близости от ее затылка.

– Уверен, что ваша преданность своему делу является искренней, мисс Викершем. Но пока это зависит от меня, и до тех пор, пока вы не обретете разум и не уволитесь, у вас есть только одна обязанность. Он говорил мягко, но каждое его слово было большим проклятьем, чем если бы он выкрикивал их. – Держитесь от меня подальше, черт подери.

Он ушел, оставив ее наедине с этим предупреждением, и пронесся мимо лакея, который было выбежал вперед, чтобы подать ему руку. Хотя Саманта и предполагала, что не должна удивляться тому, что он скорее будет натыкаться на вещи во тьме слепоты, чем примет руку помощи, она все равно вздрогнула, когда громкий грохот удара прозвучал где–то в глубине дома.

* * *

Этим утром Саманте больше ничего не оставалось, кроме как бродить по темным комнатам Ферчайлд–Парка. Тишина в нем была такой же гнетущей, как и сумрак. Никакой деловой суматохи, которую можно было бы ожидать от процветающего загородного дома в Бакингемшире. Никаких горничных, споро смахивающих пыль с перил и стен своими метелочками, никаких раскрасневшихся прачек, таскающих по лестнице корзины чистого белья, никаких лакеев с охапками дров для каминов. Все камины, которые ей встречались, были холодными и потемневшими, с угольками, сгоревшими до состояния пепла. Херувимы на барельефах скорбно смотрели на нее с мраморных каминных полок, их пухлые щеки были перепачканы сажей.

Горстка слуг, с которыми она сталкивалась, казалось, бродила по дому без определенной цели. Заметив ее, они словно растворялись в тенях дома, а их голоса никогда не поднимались выше шепота. Ни у кого из них, казалось, не было порывов принести метлу и убрать осколки мебели и черепки фарфора, которые покрывали все полы.

Саманта прошла через пару двухстворчатых дверей до конца темной галереи. Мраморная лестница вела в большой зал для танцев. Темными зимними вечерами у нее было очень мало времени на потакание своим прихотям, но сейчас от волнения она не смогла больше сопротивляться и закрыла глаза. Она представила себе зал, утопающий в море цветов, музыки и веселой болтовни, и представила себя кружащейся по нему в сильных мужских объятиях. Она видела, как он ей улыбается, видела себя смеющейся вместе с ним и прикасающейся к золотым погонам, украшающим его широкие плечи.

Глаза Саманты резко распахнулись. Покачав головой над собственной глупостью, она захлопнула двери зала. Это была вина графа. Если бы он позволил ей исполнять обязанности, для которых ее наняли, она смогла бы лучше контролировать свое предательское воображение.

Она прошла через просторную гостиную, и поскольку сама обращала внимания на обстановку не больше, чем Габриэль, ее нога врезалась в опрокинутый журнальный столик. Издав оглушительный вопль, она запрыгала на одной ножке, потирая ушибленные пальцы через потертую кожу ботинок. Если бы на ней мягкие туфли, она могла бы сломать ногу.